По ту сторону фронта

Биография ее была очень коротка. Дочь летчика, погибшего на войне с белофиннами. Мать в эвакуации, в Сибири. Окончила Ольга семилетку. В тридцать восьмом году вышла замуж за командира-артиллериста, который погиб 2 июля сорок первого года. В тылу врага осталась по заданию горкома партии.

– Какие задания подполья вы сейчас выполняете? – спросил Ольгу Снежко.

– Я веду работу в двух направлениях, – ответила Лях. – Подслушиваю переговоры гитлеровцев по телефонам и обо всем докладываю кому следует, а также подготавливаю горожан к уходу в лес, к партизанам… Другого ничего мне не поручают.

– Довольно и этого, – заметил Костров. – А много вы подготовили горожан к переходу в отряд?

– Пока семнадцать человек, но у меня есть еще на примете пять человек.

– Надежные?

– Ручаюсь.

«У этой слез, пожалуй, не выжмешь, – подумал Костров. – Совершенно другого склада характер».

– Вас не тяготит подпольная работа? – спросил он.

В глазах Ольги появился злой огонек, черные густые брови сошлись на переносице.

– Такой вопрос, товарищ, не знаю вашей фамилии, мне не надо бы задавать. Меня тяготит то, что по нашей земле ходят изверги и людоеды. Я говорила Дмитрию Карповичу и скажу всем вам, что могу выполнять более сложные задания… Я могу убивать врагов, а не только подслушивать их разговоры.

– Простите, товарищ Лях, – извинился Костров, – задавая вопрос, я не имел в виду обидеть вас.

Ольга улыбнулась и кивнула головой. Она была вспыльчива, но быстро отходила.

– А работать надо там, где поручат, – решительно заметил Крупин. – Мы вас сейчас примем в партию, а член партии обязан прежде всего быть образцом дисциплинированности.

– Я рассказываю, что у меня на душе, – возразила Ольга, – а делать буду то, что поручат.

Вслед за Ольгой Лях приняли в кандидаты партии слесаря-водопроводчика Марковского.

При этом вскрылись совершенно неожиданные обстоятельства. Марковский – сорокасемилетний мужчина, участник Гражданской войны, инвалид, – рассказывая о себе, мельком упомянул, что до мая сорок первого года он работал в котельной психиатрической больницы.

– Где, где? – спохватился Костров.

– В психиатрической больнице, – ответил удивленный Марковский. – А что?

– А почему ушел оттуда?

– С завхозом не поладил. Жулик. Заставлял фиктивные расписки и акты на невыполненные работы изготовлять. Я терпел, терпел, потом вижу, что от таких дел в тюрьму угодить можно, плюнул и ушел. Он себе на таких делах руку ловко набил – деньжонок наворовал, дом купил в городе и живет припеваючи.

– И сейчас живет?

– Конечно. Куда ему деваться!

– Как его фамилия?

– Скорняк, Ефим Станиславович. С Украины он, из западных областей. Как освободили их в тридцать девятом – к нам в город приехал. Такой ловкач…

– Чем же он теперь занимается? – продолжал выспрашивать Костров.

– Все там же работает, при больнице…

– А больница разве сейчас существует? – спросил Беляк.

Марковский задумался.

– Ведь и правда, – сказал он не совсем уверенно, – больницы-то нет. Но Скорняк там околачивается, это я точно знаю. Непонятно только, что он там делает.

– С кем Скорняк живет?

– У него полон дом. Плодовитый, чертяка. От первой жены-покойницы три дочки, да вот от второй, кажется, столько же. Потом еще теща…

– И все с ним живут?

– С ним.

– Ты знаешь его адрес?

– Как же не знать! Бывал несколько раз. Я с ним не ругался, а расстался по-мирному, по-хорошему.

– Ну-ка, поподробней расскажи о нем, – попросил Беляк. – Что он за человек?

Марковский хмыкнул.

– Да его и человеком-то назвать совестно. Шулеришка с трухлявой душонкой. За деньги на все пойдет. Ну и трус к тому же изрядный.

– Хорошо, – резюмировал Костров. – К Скорняку мы еще с вами вернемся. Я вас попрошу только уточнить, действительно ли он сейчас работает на территории больницы.

Марковский согласился разведать это, и его отпустили.

Полчаса спустя Костров и Снежко покинули подвал элеватора.

4

В сумерки начала мести пороша. Ветер, неровный, порывистый, крутился по лесу, налетал на молодые деревца, зло врывался в двери землянок, задувал дым в трубы, гнал поземку.

– Опять погода шалит, – пожаловался Зарубин.

Он сидел за столом, склонившись над картой.

Костров лежал на топчане, задумавшись. Он любил мысленно еще раз пережить события недавнего прошлого. Каждый новый день приносил новые события, и перед сном всегда было о чем вспомнить, над чем подумать. Много случалось радостного, много и тяжелого, но все казалось дорого и ни с чем не хотелось быстро расстаться. Взять хотя бы это трудное путешествие в прошлом году к партизанам Локоткова. Разве можно об этом забыть? Разве уйдут из памяти тревожные ночи, когда Костров, не зная дороги, руководствуясь только компасом и картой, шел по неизведанному пути? Было трудно, очень трудно одному в незнакомом лесу. Но зато какое чувство гордости и удовлетворения он испытал, добравшись наконец до лагеря соседнего партизанского отряда! Нет, все это незабываемо: ночные бои, дальние разведки, холод и голод, сомнения и радости, поездки в город, собрания под развалинами элеватора…