По ту сторону гор

Он глубоко вдохнул в себя трезвящий морозный воздух, свежий, словно поцелуй ночи, подул, следя за белым облачком пара, срывавшимся с губ. Но холода совсем чувствовалось. Словно все тепло, которого лишилась земля, скопилось внутри, наполнив тело. И потому щеки скорее пылали жаром, чем мерзли. Хотя кожа рук и зашелушилась, высушенная мерзлыми ветрами, но не было желания спрятать ладони под складки мехового одеяла, заменявшего плащ. Единственное, идти по сугробам стало труднее.

Снег больше не лежал мягким сыпучим песком, в который было легко провалиться, но так же несложно и выбраться. Его покрыла ледяная корка — словно за мгновения мимолетной оттепели солнце успела растопить верхний слой покрова, однако потом, передумав, обдало его холодным дыханием северных ветров, замораживая. И вот эта корка, недостаточно прочная, чтобы выдержать тяжесть человеческого тела, ломалась, как покрывавший воду лед, крошась на большие острые осколки, которые набиться в сапоги, впиваясь в ноги… А тут еще веревка постоянно тянула назад, сбивая шаг.

"Как собака на поводке, — он поморщился. Не нравилось ему это чувство. В груди нарастала злость: — Ну сколько можно?! Что за нелепица! И, главное, зачем? Куда я здесь провалюсь? Лес — он ведь и есть лес. Что в горах, что не в горах. Где деревья находят, за что уцепиться корнями, там и человек пройдет, не свалится, — он несколько раз порывался развязать узел: — Хватит!" — но почему-то всякий раз в последний миг останавливался. А потом на какое-то время и вовсе забыл о веревке.

"Уф, — переводя дыхание, Алиор остановился. Он провел ладонью по лбу, смахивая пот. — Надо же было так взмокнуть! — юноша чувствовал себя, как только что из бани. — Как не хочется никуда идти! Вот бы лечь в снег возле дерева, — его взгляд мечтательно скользнул по белоснежному покрову земли, казавшемуся мягким, словно пуховая перина, — и заснуть…"

Он заклевал носом. Голова опустилась на грудь. Перед глазами повисла поволока…

— О-о-х, — юноша широко зевнул.

— Неужели не выспался? — тут же воспользовался представившейся возможностью вновь завязать разговор Лот. — Странно. Столько ведь времени проспал.

— И что с того? — проворчал Аль, протирая глаза.

— Ну да, говорят же: "Пересып хуже недосыпа", — хмыкнул бродяга. — Хотя, — продолжал он, — со мной такого не случалось: сколько ни сплю, все мало. К тому же, когда снятся кошмары…

— Давай лучше не будем говорить о них, — тотчас остановил приятеля царевич. У него мурашки пробежали по спине, когда ему почудилось, что лесной воздух сменил свежий дух прохлады на сладковатый запах смерти, от которого мутило, кружилась голова, сбивалось дыхание, — в общем, казалось, что уже умираешь.

— Как хочешь, — согласился Лот, хотя и с долей разочарования. Было видно, что ему как раз этот разговор очень даже интересен, поэтому, не выдержав, спустя какое-то время он вернулся к нему вновь. — Вообще-то, считается, что кошмары нужно рассказывать. Чтобы они не сбылись.

— Рику это что-то не помогло, — горько усмехнулся Алиор.

— Кто знает. Может быть, не расскажи ты о своем сне, в трещину угодили бы все.

— А так только он, — ему от этой мысли не было легче, скорее даже наоборот. Он только теперь начал осознавать, что его спутник действительно мертв. До этого его смерть не особенно трогала Аля, может быть, потому что юноша не мог, не хотел в нее поверить. И ему совсем не понравились свои мысли. Потому что он считал: так лучше. Если нужна жертва, она должна быть принесена. Чтобы другие могли продолжать путь. Но ведь это было жестоко. Так что оправдания вроде: "Я ведь совсем не знал Рика. К чему рыдать над его памятью? И вообще, порой смерть — награда. Он хотя бы умер быстро, может быть, ему повезло настолько, что он даже не успел понять, что уходит. А что судьба уготовила остальным? Один этот чумной город чего стоит. Ничего хуже представить себе нельзя", — совсем не успокаивали.

По натуре своей Алиор не был жестоким. Во всяком случае, не считал себя таковым. Он умел сопереживать, не отказывал в помощи, если видел, что она нужна. Вот только было в нем нечто… он сам называл это настороженностью в отношении с людьми.

"Не верю я им, и все. У себя на уме. Если что-то делают для тебя, то только потому, что это выгодно им самим. Или они ждут ответного дара. Или…"

Впрочем, сам он был готов признать, что может ошибаться на их счет. И вообще, он просто плохо знал людей, которых всю свою жизнь старался обходить стороной, предпочитая живым бестелесные тени грез, которые шли туда, куда он их посылал, делали то, что он хотел, и вообще были послушны ему настолько, насколько может быть только нечто выдуманное, нереальное.

— Нет, эти сугробы меня просто убивают! — вдруг воскликнул Лот. — Идешь, словно пробираясь сквозь болото по колени в вязкой трясине! Ни тропинки, ни дорожки…

— Двигайся за мной след в след, — проговорил Аль. Хотя сугробы злили его никак не меньше спутника, он считал себя единственным вправе возмущаться по этому поводу. Тем более что, в отличие от Лота, у него не было выбора, быть первопроходцем или идущим следом.