По ту сторону грез

Я продолжала переваривать сказанное инквизитором, следя за его немигающим взглядом. Черты его лица напряглись, походя больше на маску, чем на лицо человека. Будто он давно хотел что-то сказать и не решался. А еще боялся.

— А вот теперь я тебя боюсь, — честно заявила я.

— Это я боюсь… — протянул он. — Что ты посчитаешь меня психом.

В комнате повисла неловкая пауза. Инквизитор неотрывно смотрел на меня, я же подтянула колени к груди и пыталась понять, что еще за новости ожидают меня в ближайшее время. Честно, идеи отсутствовали напрочь. Стоун вздохнул, перевел взгляд с меня на полку с книгами. Потом заговорил, тихо и как-то виновато:

— Ты часто вспоминаешь тот день, когда едва не шагнула с моста в реку?

Странный вопрос. Я нервно потерла себя ладонями по озябшим от волнения ногам. Я всегда мерзну на нервной почве. Я догадывалась, что инквизиция следила за мной всегда, но чтобы настолько пристально… Жуть какая.

— С тех пор у меня появились более веселые воспоминания, — настороженно шепнула я.

— Что ты помнишь?

— Кроме желания сигануть в заплеванную зеваками воду? — мое ехидство, единственное средство борьбы со страхом, пришло мне на помощь.

— Да.

Я пожала плечами и отвернулась. Мне не нравился этот разговор. И странные вопросы инквизитора не нравились. И вспоминать те дни мне тоже не хотелось. Я молча собиралась с силами для рассказа о том дне, но заговорил Стоун:

— Шел дождь. Тогда погода странно переменилась. Днем было тепло, а к вечеру похолодало, начался ливень. Листья прибило к земле. На дороге не было видно ничего…

Я потрясенно уставилась на Стоуна, который снова сверлил меня взглядом своих удивительных глаз.

— Я тогда опять задержался на работе. Я все чаще искал повод не приезжать домой допоздна, — выдохнул Стоун. — Дождь заливал лобовое стекло, на душе было скверно… А потом я увидел девушку. На мосту. Одну, в промокшем плаще.

В голове у меня загудело от услышанного. Я смутно помнила тот день, да и вспоминать не спешила. Тогда от рокового шага меня спас прохожий на мосту. Прохожий, лица которого я так и не вспомнила за все эти десять лет.

— Ты был там… — шепнула я. — Это ты говорил со мной?

Инквизитор только коротко кивнул. А я нахмурилась. Слова, произнесенные под раскатами грома, я помнила. Тепло от молчаливой поддержки, заботы. А вот лицо расплывалось перед глазами мутным пятном. Я была не настолько глупа, чтобы не понять очевидного:

— И ты стер мне воспоминания о себе?!

— Наложил морок, — скривился Стоун. — Неужели ты думаешь, я настолько сволочь, чтобы лезть людям в голову?

— Я сама решу, насколько ты сволочь, — зло прошипела я.

А потом поднялась на ноги. Стоять было приятнее, можно было разглядывать темноту в углах и отвернуться от мужчины, который, как оказалось, был тем, кого я все эти годы благодарила за спасенную жизнь. Но почему-то мне казалось, что это было только началом истории и меня ждет еще уйма чудных открытий.

— Тогда ты вызвала у меня жалость… — прозвучало за спиной. — Ты была такой потерянной и хрупкой…

— Зачем ты спрятался за мороком?

— Не хотел, чтобы ты цеплялась за мой образ, — пожал он плечами.

— А дальше? Ведь было и дальше? — я не спрашивала. Я утверждала.

— Там на мосту я сам понял, что стою над пропастью, — задумчиво произнес мужчина. — Гублю свою жизнь, пытаясь сохранить семью, которой нет. Эта встреча была нужна нам обоим. Ты помогла мне сделать то, на что я не решался долгие годы. Эту часть истории ты знаешь.

Инквизитор тоже поднялся и встал рядом со мной, лицом к темноте.

— А чего я не знаю?

Стоун усмехнулся и протянул руку к еще одному рычажку на столе. Свет вспыхнул слишком внезапно, ослепив меня. Образы обрели четкость спустя пару секунд. И первое, что я увидела, было мое лицо. Фото, где мне лет двадцать. Потом были газетные вырезки со статьями, которые писала я, прикрепленные к стене канцелярскими кнопками.

— Я проснулся утром и решил, что стоит проверить, как там поживает моя «прыгунья», — устало произнес Стоун. — А потом это стало традицией.

— Ты следил за мной? — оправданно негодовала я.

У меня настолько не хватало слов, что даже ненормативная лексика, приходившая на помощь в таких случаях, оказалась бессильной. Нет таких ругательств. Не придумали. Видимо, я стану первооткрывателем.

— Наблюдал, — покачал он головой. — Следили за тобой другие люди, согласно приказу инквизиции.

От его спокойствия меня слегка потряхивало. Странно, он напакостил, а трясет меня? Очень странно. Все это время, пока я считала Стоуна свалившимся на меня даром богов, он наблюдал за мной? Изучал? Выслеживал?

— Ты считаешь это нормальным? — я зло ткнула пальцем в стену с фото.

— Нет, — засовывая руки в карманы брюк, произнес мужчина. — Я тебя предупредил, что ты сочтешь меня психом. Я всегда умел делать верные выводы.

Я подошла ближе к стене. Фото и вырезок было не много. Это успокаивало, следовательно, я имею дело не с психопатом. Но зачем ему это было нужно. И еще одна ремарка:

— Поэтому мне запрещалось сюда ходить?

— Да.