По ту сторону грусти (СИ)

И спокойно рассказала ему. В какой-то момент лицо у Андропова стало грустное и слегка растерянное, Алеся оттого ещё больше смутилась.

- Надо же, и ведь тоже почки, - произнёс он тихо и как будто рассеянно.

Алеся с досадой вздохнула:

- Да подумаешь, что вы так беспокоитесь, это ж по сравнению с вашим - ерунда... Ой, в смысле, вообще ерунда.

Тут уже деланно возмутился Юрий Владимирович:

- Ну ты как скажешь! Можно подумать, я какой-то трухлявый пень.

- Зато делаете больше, чем некоторые здоровые дубы, вместе взятые! - нашлась Алеся, и они оба расхохотались.

На прощание он легонько погладил её по плечу, бережно положил на талию большую тёплую ладонь:

- Береги себя.

- Это вы себя берегите, Юрий Владимирович, а я-то что, я уж как-нибудь, - пробормотала Алеся, а изнутри снова поднималась нежность. "Я никогда тебя не брошу".

И проснулась она вовремя, как раз чтобы не позволить какого-то лишнего движения или слова - хотя одно из них просилось наружу, и без него это новое время оказалось бы незамкнутым, несовершенным.

Но уже когда она неслась на вокзал за билетами - её отправляли в командировку - от собственной дерзости гулко билось сердце, а в голове стоял воздушный перезвон - у неё созрел злодейский план.

Глава тринадцатая

Явление

Сценарий, как правило, один. Взволноваться. Для успокоения начать что-то делать. Выполнить необходимый минимум. С чистой совестью расслабиться. Внезапно обнаружить, что "всего этого" недостаточно. Похолодеть. И вот тут-то принимаешься лихорадочно зубрить оставшиеся билеты и резать "шпоры". Или метаться по квартире, пытаясь собрать оставшиеся вещи. Их всегда оказывается на удивление много, и все они какие-то особо каверзные.

А ещё ведь надо было успеть в магазин до закрытия. С этим Алеся благополучно справилась, но аккуратные с виду пакетики никак не хотели умещаться в сумку - тогда она с раздражением выкинула оттуда запасные джинсы, одну футболку, книгу и фен. Логически она прекрасно понимала, что едет не в глушь, на месте всё можно достать, а без чего-то обойтись. Но её точила тоскливая суеверная тревога, и казалось, что в том и состоит мужество, таинство, залог благополучного исхода, чтоб тащить на себе не очень-то необходимые вещи - преодолевать тяготы.

На месте всё равно обнаружишь, что чего-то не хватает - остаётся смириться... но ещё некоторое время переживать и слоняться. Из-за этого Алеся проспала почти все три часа, извернувшись на жёстком сиденье скоростного поезда.

Защёлкнув вещи в ячейке, прихорошилась; так и не смогла выдавить улыбку, но хотя б собрала в кучку разъезжающиеся глаза и изобразила осмысленный взгляд.

Она прождала в казённом коридоре минут с пятнадцать. Мельком успела подумать, как заочно, но всё равно знакомы все эти секретари, партсобрания, комитеты и так далее, но её, снова изумлённую давно не новой догадкой, уже пригласили в светлый, протестантски аскетичный кабинет.

Из-за стола поднялась длинная сухая девушка, года на три старше. Внезапно губы её приоткрылись, узкие голубые глаза утратили строгость и округлились - она засияла крупнозубой улыбкой и воскликнула:

- Алеся! Ну и ну!

И та машинально, ещё не помня и не понимая, вымолвила:

- Гедре!

Пол мягко качнулся под ногами и вернулся на место. Параллели. Опять.

- После того, как мы разъехались с курсов, я ничего о тебе не слыхала.

- И я о тебе, - призналась Алеся.

Ей было странно, что Гедре Кунигаускене обращается к ней по-белорусски. В "правильной" вселенной она могла разговаривать по-шведски и по-английски, на худой конец, по-литовски, но уж явно не на Алесином родном языке: так уж запечатлелась картинка давнего лета.

В этот самый момент, ведя вполне вдумчивый и бодрый разговор, Алеся ощущала, как усилилось сердцебиение и пересохло во рту. Северная столица давала ей недвусмысленный сигнал: началось.

Совершенно внезапно оказалось, что в командировке делать почти нечего. Вернее, после кипения первых двух дней поток активного деяния иссяк - оставалось ожидание, несколько звонков и небольшие завершающие штрихи. В виленском отделении были обескуражены: ретивая Стамбровская провернула всю основную работу вдвое быстрее обычного и сама ещё растерялась: она-то думала, что так и надо. Вот и накинулась.

Вспомнились те самые курсы в Швеции. Алеся туда приехала со стахановской решимостью грызть гранит науки. Но вопреки ожиданиям, штудиями их не перегружали. Ничего головоломного и экзотичного она не почерпнула. Больше запомнилось хождение по лесам, песни у костра, игра в бадминтон целыми днями. А главное - радость от говорения и понимания, захватывающее чувство житья среди ребят из восемнадцати стран мира: это ощущали все, и своё собрание гордо именовали "интернационалом".

Из менее лиричного вспоминалась преддипломная практика: тогда Алеся тоже пришла с яростным запалом день и ночь посвящать испанскому переводу на благо родного автопрома, но очень скоро оказалась предоставлена сама себе.