По ту сторону грусти (СИ)

Оказалось, прошёл мелкий тёплый дождь - когда только успел? Набрякли антрацитовой серостью плитки тротуара, с блаженным вздохом встряхнулась, посвежев, измученная летом городская листва. Небо отнюдь не полностью светилось берлинской лазурью: половина его была густо устлана свинцовым фиолетом, тут и там плавали рваные клочья облаков - следы борьбы. Лучше иметь зонтик на случай победы одной из сторон, как хитрый англичанин. Алеся опустила этот момент с вдохновенной небрежностью. Между тем, небо темнело, а лучи цвета старого золота меркли. Окрестности приобретали тон приглушённой сепии. По воздуху поплыл бумажным змеем часовой перезвон, оторвавшись от ратуши, а ему начали вторить колокола церквей Верхнего города, Немиги и Сторожёвки: их близко-ощутимый и призрачно-дальний голос сливался в одну воздушную призывную мелодию.

И это тоже когда-то было, почти так и совсем по-другому, и она вспомнила, когда: когда надо было окончательно выяснять - и принимать решение.

Слишком много повтора и ссылок. В масштабах одного сюжета - всеобщая постмодернистская изжёванность, посеревшая от усталости тень упадка. У мироздания словно нет больше сил порождать новые образы. Но разве не означает это скорое завершение цикла? А за ним, как известно, приходит Ответ.

И поэтому Алеся брела по знакомым улицам, которые казались ещё более знакомыми, если не сказать, надоевшими, от воспоминаний. Надо только абстрагироваться и не впускать в себя эту оторопь: как это семь лет прошло, я ж помню, как будто вчера... ну и так далее... Нужно молча проигнорировать ощущение и идти дальше. По своим делам.

С этим Алеся вполне прилично справилась. Она притихла и с удовольствием отметила, что из тревожного её настроение стало - никаким. Для неё это не значило ничего плохого. Наоборот: она ощущала себя вазой, сквозь которую проходит свет - чистой и прозрачной. Свободной от суеты. И готовой вместить букет любого нового впечатления.

И оно писалось само, мазками импрессиониста: мелькнувший среди тесных стен трамвай, и вот ноги несут в переулок, и дома приобретают старинный, чайный оттенок, а занавески на окнах уж очень немецкие, ну и правильно, здесь и правда жили немцы, в основном мастера, а вот в кирпичном заборе знакомая плитка с гербами над совсем не романтичным мусорным баком. А вот голова сама собой задирается взглянуть на чей-то балкон в рюшах поздних петуний, а у фонаря стоит велосипед, и в корзине горшок с каланхоэ и тонкий ежедневник. А вот из магазина со старомодно рисованными цветами на вывеске выходит рослая, пышногрудая темноволосая девушка с книгой.

И вот тут-то Алеся просияла, поняв, что повтор здесь не тягостен, а только он и уместен, и, хохоча, выкрикнула:

- Hey, Andryushka!

Девушка резко обернулась и воскликнула, кипя весёлым возмущением:

- You're spying me, you Dzerzhinsky spawn!..

И, уже задыхаясь в спонтанных объятиях, просипела:

- How dare you.

- Ну конечно, - лыбилась Алеся, - дипломатический статус и прочая шелупонь. Вы там, смотрю, страх потеряли?

Они ещё пару минут перекидывались со стороны бессмысленными и вкусно-задиристыми репликами. И стало так хорошо, может, банально, но хотелось сказать: "как раньше". И неудивительно, что зашли они в знакомое кафе с тёмными балками и белыми салфетками - только, подумав, сели на террасе. И как-то негласно решили, что сегодня они всё-таки погулять собрались, а не посидеть, поэтому ничего не стали брать, кроме клеверной медовухи.

Поделились новостями, поговорили о работе.

- Ой, что-то уматывает эта работа, хоть и любимая... - вздохнула Влада.

Она и правда последнее время изменилась. Её лицо с тёмной полесской красотой уже деликатно, но уверенно примелькалось на отечественных и зарубежных каналах, таких как CNN и Euronews. Владу в шутку прозвали "Андроид" из-за терминаторского обаяния и мальчишеского стиля и выдвигали гипотезу, что литвинский министр настолько амбициозен, что стремится повсюду распространить своё присутствие, даже сотрудников подбирает внешне под стать - ну, или просто размножается спорами, как папоротник. Влада воспринимала это зубоскальство гордо - даже черпала в нём вдохновение.

Но работа действительно превратилась у неё в зависимость. Влада всегда мысленно пребывала на пресс-конференции, если не будущей, то прошедшей, и вид у неё был вечно спешащий и сосредоточенный. Она теперь бывала или слишком серьёзной, или слишком уж легкомысленной - началось какое-то передёргивание, первые звоночки. Юра был довольно чуток, его это насторожило и стало несколько утомлять, и он чуть ли не чертыхаясь выпихнул Владу в отпуск.