По ту сторону грусти (СИ)

Она ехала домой в кислом настроении. Ей не нравилось, какой оборот приняла беседа. Хорошо ещё, что на генерала никакой напраслины не возвели - хотя что там возводить, его сущность известна, и сам министр очень мило с ним беседовал, раза два, по крайней мере. Вот председатель - дело другое: это же сон, явление тонкое, хоть и на жизнь похожее до невозможности. А вообще-то, стоит признаться, всё неспроста - но не в том смысле, что думает Влада. Просто началось это уже очень давно.

"Это всё Тополь виноват", - как-то раз мысленно проворчала Алеся с хищной улыбкой.

Об этом писателе она и раньше слышала, но чтоб читать? Помилуйте! Не её это вкусы. Первую книгу подсунул друг. Она жаловалась, что совсем измучилась: нечего читать, всё не под настроение! А роман "Чужое лицо" оказался из серии "клин клином" -настолько не в дугу, что с горя она так и вцепилась в него с первых страниц. Может, и не с первых, но вчиталась быстро.

В итоге восьмого марта Алеся тряслась, скукожившись на застывшем сиденье зелёного мазовского автобуса-гармошки, и только вздрагивала при объявлении остановок, чтоб не пропустить нужную, с поэтичным названием "Гаражи". Остальное время она терялась в омуте шпионского романа. Алеся ехала за тортом для девичьих посиделок, и одновременно жадно вкушала развесистую клюкву.

Разухабистая смачная советскость вызвала у неё полный восторг, равно как и близкая ей тема: нестандартный эротический образ.

Она долгое время убеждала своих подружек, что дон Аугусто привлекателен. Долго наталкивалась на недоумённые взгляды, робела и протестовала. Уж очень непривычно было видеть немолодого чилийского генерала в роли "героя-любовника". У Влады была похожая ситуация: при всей его мужественности, Громыко ну никак не воспринимался в качестве "секс-символа".

Ага, Громыко, ехидно ухмылялась Алеся - а Андропова не хотите?

Автор вывел будущего генсека под именем генерала Андронова (вопреки фактам подчеркнув "военность") - и именно в его объятия вынужденно отправил горе-шпионку Вирджинию.

Это вызвало у Стамбровской приступ хулиганского хохота и восторженного визга: да будет трэш! И чем трэшовее, тем лучше!

Ей были почти неинтересны чувства главных персонажей друг к другу после того, как героиня попала в плен, а герой был вынужден скрываться. Она ждала новых эпизодов с генералом и Вирджинией. Хотя они не отличались особенно изысканными подробностями, да и вообще их было ужасно мало. Разумеется, на Алесин извращённый вкус.

Когда пришлось с привычной досадой перелистнуть последние страницы, ей невольно пришли в голову кое-какие мысли. Действительно, есть такие персонажи, что всегда связаны с легендами о любовных подвигах: Наполеон, Екатерина Вторая, даже Сталин с Гитлером. А есть и те, которые никак не воспринимаются в эротическом контексте. И Андропов был как раз из таких. Тем сильнее разгорелось её любопытство - может, автор не преследовал иной цели, кроме пикантной дикости, но нетипичный образ зацепил её. За "клюквой" последовали мемуары и монографии.

Алеся не думала, что так затянет. Она иногда обнаруживала параллели со своими качествами, характером, биографией - и тогда хмурилась или нервно сжимала губы. Она усмехалась самой себе, впечатлительной и претенциозной особе: ведь так же, как и в случае с Пиночетом, эти параллели наверняка были натянутыми. Но почему они так волновали? Тогда Алеся и вовсе злилась: хватит параллелей со всякими персоналиями. Ей уже Вышинского хватило, и было это жутковато, и окончилось плохо. Правда, для него, а не для неё, однако... Минуту она сердилась и расхаживала по комнате, а потом снова садилась за книгу.

Этот период казался ей долгим, хотя не шёл ни в какое сравнение с "чилийской" эпохой. Было совестно за отход от основной своей темы - но, в конце концов, ей нравилось испытывать воодушевление и раздвигать рамки восприятия.

И тут же стала ясна причина тягостной, сладко-болезненной тоски при поездке в Москву. А уж куда очевидней - сон. Она вчувствовалась в историческую личность. Она издевалась над деятелем чуждой политической системы, а жалела человека.

И, хоть дала слово насчёт осторожности, ощущала страстную, авантюрную дрожь.

Алеся вообще ходила какая-то взвинченная. Даже вечерняя месса не помогала - запаса благодати хватало ровно на один вечер, а наутро снова начинались "загоны". Хотя причины для этого находились, да хотя бы проблемы с работой.

Было ясно, что Алеся тут ни при чём. К тому же, ей явно не грозило остаться на улице. Но ведь распереживаться и истерзать себя - святое дело. Слава Богу, никто не пытался читать нотации, замечая её беспокойство. Только однажды к ней подошёл капитан Батура и сказал:

- Слушай, Лесь, ты не переживай. Прорвёмся.

И похлопал по плечу. Алеся улыбнулась и отозвалась:

- Спасибо, товарищ. Да. Я думаю, всё не так уж плохо.

- А то! Вот видишь, другой настрой! - воскликнул капитан.

Они весьма любопытно познакомились и сдружились.