По ту сторону грусти (СИ)

Она решила составить программу-минимум: два тома "Истории Великого княжества Литовского", затем "ВКЛ в ХХ веке: от восстания 1898 года до наших дней", увесистый вузовский учебник по истории международных отношений и, наконец, биография Дзержинского.

Жизнеописаний оказалось множество. Почти все - изданные при поддержке Католической церкви и её светских сателлитов. Алеся даже растерялась, когда в электронном каталоге высветилось двадцать семь наименований сразу. Потом она интуитивно отбросила несколько журнальных статей и "попсовых" книжек: список сократился наполовину, и тогда она начала отбор - а пока выбирала, то и сама немало прочла. Во время чтения она то беззвучно хохотала, то сидела в ошеломлении, то хмурилась, то принималась возбуждённо ходить между столов и полок. Она провела за книгами целый вечер пятницы и всю субботу, благо на борту библиотеки имелись и кафе, и даже комната отдыха - это был маленький город в городе, полноценная межгалактическая станция, так что при выходе в привычный Минск начинала кружиться голова и нападала растерянность: казалось, что высаживаешься на другой планете.

Но даже на этой планете Алеся не задержалась: придя домой, она аккуратно сложила книги в стопку на тумбочке, приняла душ и пошла спать.

- Ну наконец-то ты явилась, - с полушутливой укоризной приветствовал её Андропов. - Ого, сколько фолиантов...

- Да меня ведь всего два дня здесь не было! - воскликнула Алеся.

- Вообще-то, неделю.

Председатель призадумался, встал из-за стола и медленным шагом направился к камину. Он произнёс:

- Знаешь, предполагаю, что для нас время течёт по-разному.

- Конечно, - тихо отозвалась Алеся, - взять хотя бы летосчисление...

- Да не только. Я о твоих визитах: перерывы не совпадают. Правда, какая тут закономерность? Интересно её вычислить, да и то неясно - можно или нет.

Она просто кивнула.

- Но об этом потом. Настало время восхитительных историй, - усмехнулся Андропов и поглядел на Алесю.

Она откашлялась и начала рассказ, стараясь держать книги непринуждённо. Это было трудновато.

- Да положи ты их на стол! - сказал Андропов.

Она нехотя двинулась, порывисто прошагала к столу, аккуратно положила на него стопку, но одну оставила и прижимала к груди - биографию. Она как раз оказалась сверху.

Итак, 11 сентября 1877 года в родовом имении Дзержиново Ошмянского повета Виленского воеводства родился мальчик, которому было предначертана необычная судьба. Его рождение по праву можно было назвать чудом: мать накануне родов упала в открытый погреб, но Бог миловал, она не разбилась и родила здорового ребёнка, пускай и до срока. Именно поэтому младенцу дали имя со значением: Феликс, которое на польский перевели как Щенсны, то есть "счастливчик".

Можно ли назвать счастливым человека с такой жизнью, рваной, болезненно напряжённой, как струна, - большой вопрос, но что жизнь эта была незаурядной, вне всякого сомнения.

До какого-то момента всё шло одинаково, описания детства и отрочества совпадали, но затем - когда один прибился к революционному кружку, другой пошёл учиться в семинарию. С этой точки и начиналось расхождение, и в итоге картина получалась живописная и поразительная.

Дело в том, что Феликс Дзержинский был примасом Великого княжества Литовского, при этом ещё и кардиналом. Он отметился необычайным религиозным пылом, его сравнивали то с Игнатием Лойолой, тем более что был он иезуитом, то с Торквемадой.

В области социальных отношений и церковной дисциплины кардинал Дзержинский был сторонником твёрдой руки. Новомодные политико-философские течения вызывали у него подозрение и неприязнь, и он торжественно осудил модернистов и всех им сочувствующих немедленно после избрания виленским епископом, в 1907 году. Ещё раньше, в 1903 году, он с восторгом отнёсся к вступлению на папский престол Пия Х - сохранилась их обширная, живая, напряжённая и весьма сердечная переписка. Папа называл Дзержинского не иначе, как "первым рыцарем Церкви" и "пылающим светочем литвинских земель".

Вдохновлённый новой политикой Ватикана, получив санкцию из Рима, кардинал Дзержинский начал упорное и яростное преследование модернистски настроенных клириков: в ереси подозревался каждый представитель духовенства, который хоть единым словом выразил свою симпатию в отношении модернизма. По инициативе кардинала была создана специальная инстанция, которая занималась сбором информации и доносов, на основе которых церковная инквизиция карала подозреваемых в "новой ереси".