По ту сторону грусти (СИ)

- Так я ж за что купила, за то и продаю, - пожала плечами Влада. - И противоречия тут нет. Министр мне рассказывал, что у него возникло впечатление не то коридора, не то канала. Но само это новообразование и правда ничем не напоминало полость, это был именно тяжёлый ком. Может, как раз и подходящий под определение груза на душе или камня на сердце. Но было ощущение, что это какая-то метка, или датчик, ну не знаю, нечто, что используется для трансляции.

- Уж не той ли нечеловеческой энергии?

- Да, именно. А Беата заметила тогда, что Андрей Андреич её осматривал, но промолчала и не возмущалась, она уже в следующий раз об этом упомянула. И призналась со своей неизменной улыбкой, что лично от него скрывать ничего не собирается. Тогда и прозвучало это имя: Намейсис.

- Это ведь земгальский вождь, который воевал против крестоносцев? - переспросила Алеся.

- Именно.

- Я читала о нём как-то в поезде на Вильню.

- Значит, знаешь, о чём речь. А это была научная книга?

- Да нет вроде. Нет. Это был исторический роман, а может, повесть. Я откопала её в букинистическом магазине в Риге. Вижу, довольно тонкая такая книжица, потрёпанная, издана малым тиражом. Но меня вот что-то зацепило, а может, настроение было романтическое и героическое, захотелось почитать. Вижу, что-то необычное. И ещё, может, ностальгия: вспомнила, как я Сенкевича в белорусском переводе в школьной библиотеке взяла и пока читала, то реально на какое-то время как в другой мир переселилась. Ну, потому и купила ту книгу.

- А фамилию автора не помнишь?

Алеся недоверчиво посмотрела на подругу:

- Подожди... ты хочешь сказать, что...

- Именно, - взволнованно перебила Влада, - у меня стойкое предположение, что тебе чудом попалась - её повесть! Правда, Беата так и не смогла её окончить...

- Вот-вот, там была вещь неоконченная, как у Кафки! Мне показалось, да кто ж будет недописанную книгу издавать, это обычно делается посмертно, когда находят рукописи какого-то признанного автора.

- К сожалению, ты права. Здесь так и получилось: книга была издана после её смерти. И занимался этим наш министр.

- Ну и дела... А насчёт гениальности я почти не ошиблась! - воскликнула Алеся. - Написано было здорово. Захватывающе красиво - необычным, каким-то пронзительным языком. Очень возвышенно - сейчас так никто не пишет, да и тогда, я думаю, тоже уже перешли на другой стиль.

- Вот-вот, в том-то и дело! Намейсис был её героем. Этим всё сказано. Ты сама знаешь, что это означает.

- И ты, - вставила Алеся.

- Получается, и я, - смутилась Влада, - но у меня всё-таки другое. Одно дело, когда человек жив, а другое, когда... сама понимаешь.

Она неловко помедлила и снова подняла глаза на Алесю.

- А ведь она носила своего героя в сердце. Это было что-то вроде мистического брака. У неё была просто ошеломительная связь с ним. Мы только знаем, что был вот такой вождь и король по имени Намейсис, воевал с крестоносцами - и всё. Информации по всем энциклопедиям едва ли на абзац наскребём. Мы даже не знаем, когда он родился! А Беата - она видела всё, с потрясающей ясностью, полнотой, ярче, чем в кино, это было даже ярче её каждодневного мира, что, в общем, неудивительно. И именно это видение послужило пищей для написания романа. Она хотела посвятить жизнь - Ему. Могла бы, написала бы научный труд, чтоб донести до народа образ и память о таком великом герое, но она понимала, что у неё нет, блин, чёртовых источников, профанических, но таких необходимых! - есть только Видение и тайная жизнь. Но послужить ведь можно в любом случае - можно создать художественную книгу, если не можешь написать научную. Этим она и занималась кроме работы и магических штудий, хотя писательство - это тоже акт шаманизма. Мне даже кажется, что если пишущий не имеет Цели, когда садится за создание произведения, и не является шаманом, то что бы он ни написал, это будет пустышка. Пусть даже безумно популярная, с раздутыми тиражами и аханьем критиков.

Алеся отвлеклась от своих горестей и подозрений и в какой-то миг залюбовалась подругой: Влада говорила вдохновенно, глядя в пространство и приподняв упрямый подбородок, и голос её переливался приглушённым рокотом.