По ту сторону моря

Боливар отказывается смотреть на воду. Часами он не вылезает из ящика, прикрыв глаза рукой, ошеломленный увиденным. Наблюдает, как вдоль корпуса лодки ползут тени. Как сгущается темнота. Затем поднимает глаза. Вот Полярная звезда. Луна в ущербе. Мир снова такой, каким был всегда. И тогда он замечает на ладони Эктора светящийся телефон. Кажется, юнец перелистывает фотографии. Ни для чего другого телефон здесь не пригоден.

Боливар выбирается из ящика, мягко скользит к Эктору. Наступает на шуруп, выпавший из мотора, воет, хватается за пятку. Эктор разворачивается и сует телефон в карман. Он настороженно всматривается в Боливара из темноты.

Тот забирается обратно в ящик, держа в руке шуруп. Трет ногу, делает вид, что грызет ноготь на руке. Вертит шуруп, думает о гаечном ключе.

Снова вылезая из ящика, он пригибается и ступает по дну лодки совершенно бесшумно. Когда Эктор его наконец слышит, уже слишком поздно, Боливар протягивает руку, хватает телефон, Эктор разворачивается, тянется за телефоном, из горла вырывается прерывистый всхлип.

Попрощайся со своей подружкой, говорит Боливар.

Темная океанская пасть смыкается вокруг аппарата.

В ящике они жмутся друг к другу, пытаясь согреться. Эктор отказывается разговаривать с Боливаром и настойчивым шепотом без конца взывает к Господу. Снова и снова меняет положение, ворочаясь туда-сюда, прижимая колени к подбородку. Пытается почесать какое-то недосягаемое место, Боливар пинает его, толкает локтем, бормочет под нос проклятия.

Мысленно он потягивает пиво. Гоняет его по языку, прислоняется к стойке, беседует с Анхелем, который смеется, слушая его рассказ. Ты не поверишь. Он был как неразумное дитя. Хныкал, не переставая…

Что-то тяжелое стукается о борт.

Эктор быстро садится.

Спрашивает шепотом, что это было.

Ничего страшного, отвечает Боливар. Может, акула. Кто знает.

Эктор замирает. Разум прислушивается, укрощая кроткий вздох. Кроткий вздох рассеивается в ночи. Чего ночь не раскрывает, так это ответа, который успокоил бы вопрошающий разум.

Боливар сидит и слушает. Слышит прерывистое от изнеможения дыхание юнца. Вскоре тот засыпает. Начинает храпеть, мешая заснуть Боливару, храп Эктора сверлит ему ухо, пока он не рыкает, толкая юнца под ребра.

Эктор в испуге просыпается.

Эй, малый, разве можно так храпеть? Ты же не в своей постельке.

Они просыпаются в абсолютной тишине цвета индиго. Мир без ответа. Эктор тянется за канистрой с водой. Боливар перехватывает его запястье. Показывает на поплавки, говорит, дай мне две чашки. Наливает в каждую немного воды. Велит Эктору, прежде чем пить, положить в рот немного соли. Наблюдает за ним, словно отец за ребенком, пока тот пьет, сжимая чашку двумя руками.

Боливар сидит, уставившись на канистру с водой. На три-четыре дня хватит, думает он, а дальше плохи наши дела. Он представляет, что будет, когда вода иссякнет, то, чего боится каждый моряк, – разум, который поддался шепоту моря. Рука опускает чашку за борт. Вода стекает по губам, насыщая жажду солью, разгоняя кровь и усиливая жажду, пока ты снова не опускаешь чашку за борт…

Он кладет чуток соли на язык, подносит чашку к губам, видит, что Эктор за ним наблюдает. Позволяет воде настояться во рту и только потом глотает.

Слегка прикусывает кожу на губе.

В уголках рта – привкус соли.

Пустые часы бегут незаметно. Внезапно Эктор вскакивает и указывает на восток. Смотри, там, кричит он. Боливар, потирая колени, вылезает из ящика, распрямляет корпус. Долгое время они не сводят глаз с легкомоторного самолета, отражающего янтарное солнце, с искры, выхваченной светом. Боливар опускает руку, сложенную козырьком, и сжимает плечо Эктора.

Это нас ищут, говорит он.

Эктор выдергивает руку.

Боливар измеряет недостижимое расстояние до самолета, миль десять неба. Кричит, пока голос не хрипнет, а к щекам не приливает кровь.

Самолет улетает.

Боливар в ярости оборачивается к Эктору, хватает его за руку.

Да что на тебя нашло? Почему ты не кричал и не махал руками?

Эктор выдергивает руку, садится и пожимает плечами.

А смысл? Такую маленькую лодку не заметишь с самолета, летящего так далеко.

Боливар начинает тереть кулаками глаза. А когда переводит их на Эктора, глаза красные, налитые кровью и презрительно прищуренные. Глаза, не мигая, смотрят на безмясый костяк. Как Эктор обмяк на скамье, как длинные волосы закрыли лицо. Затем Боливар обхватывает голову руками и вздыхает.

Послушай, я не утверждаю, что все хорошо, но нас ищут. Нас спасут. Это факт. Есть процедура, протокол, правила, которым все следуют, береговая охрана и этот самолет, сколько раз такое бывало? Люди Артуро, они бросят все и будут искать. Сколько раз я сам в этом участвовал. Много раз. В прошлом году мы спасли Мемо и Германа. Подумай об этом. У них тоже сломался мотор. Они пробыли в море четыре дня, и Мемо начал сдавать, потому что у него закончились крекеры. Говорю тебе, завтра вечером будем гулять на променаде. Пить пиво. Эта твоя девчонка, как там ее?

Лукреция.