Наконец мы оттолкнулись от гостеприимного берега. Теперь все шестьсот километров обратного пути лодка будет свободно плыть по течению. Никому не нужно отныне брести по гальке и илу, через кусты и скалы и тянуть за собой бечеву. Прошедшие два месяца нас отнюдь не избаловали. Мы так приучены к борьбе за каждый метр пути, что сейчас и испытываем нечто вроде неловкости.
Течение мягко подхватывает плоскодонку и несет ее вниз без малейших с нашей стороны усилий. Только рулевой время от времени шевелит своим коротким веслом, чтобы лодку не нанесло на корягу или не развернуло боком по течению. Руки, ноги, плечи — все отдыхает.
— Прямо курорт, — говорит Петя, — плавучий дом отдыха после экспедиции!
Мимо проносятся живописные берега Монни. Течение несет лодку со скоростью около семи километров в час. За последнее время мы так привыкли к малым скоростям, что еле успеваем заметить знакомые места. Вот промелькнул последний язык лавового потока. Черные базальты просвечивают сквозь пожелтевшую листву тальника.
Я встаю во весь рост, чтобы кинуть последний взгляд на долину вулкана. К сожалению, уже поздно — за круглым поворотом реки на момент появляется и сейчас Же исчезает каменный хаос глыбовых лав. Эти глыбовые нагромождения отсюда кажутся совсем безобидными; трудно поверить, что всего несколько дней назад их страшные лабиринты доводили нас до отчаяния. «Что пройдет, то будет мило»!
Плыть по течению не только приятно, но и интересно. Мы движемся совсем бесшумно и поэтому, внезапно вынырнув из-за поворота реки, застигаем врасплох то утиный выводок, то большую стаю гусей, мирно ощипывающих осенние ягоды.
— Поразительно, стоило нам отойти от базальтов, как весь мир переменился! — говорит Саша. — Там, наверху, мертвое царство, а здесь опять все ожило!
— Все дело в воде, — отвечаю я, — нет воды, нет и жизни! Раньше я думал, что это типично для юга, а теперь вижу, что и за полярным кругом законы те же!
— Без воды и ни туды, и ни сюды, — громко напевает Петя, выравнивая лодку.
К концу этого дня без всякого труда мы достигли устья Монни. Раньше этот же переход потребовал много трудов и гораздо больше времени. Пройдя устье Монни, Петя направляет лодку к правому берегу Уямкунды, где видны еще остатки шалаша из древесной коры.
Первым делом нас интересует состояние оставленного здесь лабаза. Пока Бонапарт готовит ужин, а Куклин занимается устройством палатки, мы с Таюрским переправляемся к устью Монни и разыскиваем три заветных дерева с высоко вознесенным на них срубом. Подойдя к лабазу, Петя протяжно свистит.
Трава под деревьями сильно вытоптана медведями. К реке ведут многочисленные следы. Почти на каждом из подпорных столбов белеют глубокие царапины от когтей пытавшегося забраться на них зверя. К счастью, эти царапины далеко не доходят до основания сруба.
— Не так-то просто забраться в наш лабаз! — смеется Петя.
Мне кажется, что. медведям до известной степени помешал разорить этот склад и ясно различимый у сруба запах бензина. Бонапарт (для того чтобы разжигать костер) захватил от устья Ангарки литровую бутылку с горючим. За полной ненадобностью Петя небрежно бросил ее на дно сруба, и бензин просочился сквозь разъеденную пробку. Впоследствии нам не раз приходилось морщиться, когда хлеб, чай или каша отдавали этим неприятным запахом!
Недавно прошедшие дожди сильно подняли воду в реках. Это начался осенний паводок, который обычно приходится в бассейне Колымы на конец августа. В тех местах, где нам приходилось перетаскивать лодку через мели, теперь быстро проносится поток замутненной воды. Путешествие и впрямь превращается в не омраченный усталостью сплошной праздник. Отныне мы пристаем к берегу только для ночлега и среди дня на обед; с раннего утра и до сумерек лодка плывет между празднично расцвеченными берегами. Мимо нас, как на экране кино, непрерывно разворачивается лента зеленого, красного, золотистого осеннего пейзажа. Беззаботно покуривая в бесшумно скользящей лодке, мы спокойно следим и за красотами ландшафта, и за жизнью его обитателей.
Легче всего, конечно, наблюдать за повадками подлинных хозяев этого края — птиц. Чем ближе мы спускаемся к Анюю, тем оживленнее берега Уямкунды и Ангарки. Птиц бесконечное множество; это настоящее их царство. За каждым кустом, за каждой извилиной реки видны все новые и новые семьи и стаи.
Теперь, когда мы застаем тайгу врасплох, у нас есть много возможностей заглянуть в ее повседневный быт.
Каждый вид птиц по-своему реагирует на наше появление. Маленькие буровато-серые чирки, если мы застаем их дремлющими под солнышком на берегу, лениво поднимают голову из-под крыла и ковыляют в сторону, искоса посматривая на лодку. Часто они вовсе не обращают на нас внимания, и я могу спокойно их фотографировать.
Однажды, когда мы проплывали мимо маленькой песчаной косы, пригретая осенним солнышком стайка чирков вообще не пожелала проснуться. Тогда Петя шлепнул по воде веслом и. громко крикнул:
— Кыш, лежебоки!