Однозначно идентифицируют только Куршина и Степанова, постояльцев-ветеранов, да и их отпечатки сохранятся. Методом тыка восстановят личности еще нескольких постояльцев из цикла 2014-2019, но большинство «гостей» свою анонимность сохранят. Ведь за пятилетку их сменилось три-четыре десятка, многие не задерживались больше недели. Поди вспомни, был ли мальчик.
С первых дней расследования СК России подаст прошение о задержании последних из могикан гостиницы. Местная прокуратура, дав добро, переправит дело в органы правопорядка, но там его постигнет судьба висяка априори; из пятидесяти миллионов, которые Степанов стравил подполью за свое освобождение и дальнейшую неуязвимость, десять grand ушли министру МВД Приднестровья за усыпление кейса. Гроши.
Между тем узловой момент инцидента требует прояснения: какому удальцу удалось порушить один из проектов подполья, пока не знавшего крупных проколов? Причем не в нашпигованной силовиками Москве, а за сотни километров от России – в серой зоне Восточной Европы, где коррупция и клановые дрязги – ГСМ механизма власти.
Достиг он этого, оказалось, несколькими звонками в канун Нового года (31.12.2019 в 9:00). Два из них в Москве, еще один в Приднестровье. Первый – в Департамент следствия ФСБ, второй – в приемную АП. Содержание идентичное: «На складе боеприпасов Колбасна, Приднестровье, охраняемом подразделением миротворческой миссии РФ, функционирует гостиница для беглых российских коррупционеров, прочих разыскиваемых лиц. Ныне там сбежавший из-под домашнего ареста Олег Степанов и публицист Алекс Куршин».
Третий звонок был сделан начальнику склада Колбасна – майору Юрию Кузьменкову, будто доброжелателем, озвучившим упомянутую телефонограмму с указанием адресов, куда была отправлена. Был в ней и комментарий: «Как представляется, инспекцию из Минобороны раньше 3-4 января не ожидать. Зачищайте концы».
Кузьменков, хоть и отдавал себе отчет о рисках, сопряженных с его прибыльной халтурой (конспирация-то по высшему разряду), масштаба криминала, в котором погряз, не понимал. Но «дыхание прокурора» в звонке расслышал, тотчас переадресовав запись разговора своему московскому куратору Борису. Его он никогда не видел, но беда в том малая. Главное заблуждение: свой приработок он не соотносил с антиправительственным заговором.
У верхушки подполья с оценкой аварии затруднений не возникло, приказ «Сворачиваться» последовал без колебаний. Означал он поначалу уничтожение видеотеки, но спустя час, когда Минобороны РФ за считаный часы снарядило инспекцию, о чем донесла агентура, – полный демонтаж проекта с эвакуацией постояльцев и руководства объекта.
К 17:00 люди, на которых заговор опирался в Приднестровье, пристроили Степанова с Куршиным, а также нашли убежище для начальника склада и его заместителя. После чего штаб подполья принялся расшивать ребус: «Что это было?» Казался он поначалу предвестием массовой зачистки актива заговора. Но этого не произошло, более того, каких-либо следов провокации – заманить заговорщиков в хитро расставленные сети – агентурой подполья в силовых ведомствах выявлено не было. В том числе потому, что звонки инкогнито в Департамент следствия ФСБ и Аппарат Президента нашли подтверждение как технически состоявшиеся, как и не найдены были логические сбои в расследовании, которое развернула объединенная группа Минобороны и ФСБ в Приднестровье.
В какой-то момент штаб подполья стал рассматривать инцидент как кучку навоза, на которую случайно и без весомых последствий один из заговорщиков наступил. Дескать, промой обувку и всех делов. Но аналитики нашли подход ошибочным, отметив: в основе происшествия – системное мышление, скорее всего, профессионалов, при этом назрело упрощение уравнения, отказ от всех конспирологических наростов. То есть буквальная оценка события – суть того, что произошло. Удар по удаленному анклаву заговора (причем, удар ли?) – меньшее из всех возможных зол. Ведь верхушка и крупные звенья подполья не пострадали, сохранив иммунитет. Иными словами, событие серьезной угрозы движению не сулит, так что режиму повышенной готовности отбой. При этом не упускать из виду: рано или поздно подкоп себя проявит, вызывая, не исключено, реакцию домино. Между тем с вероятностью в семьдесят процентов можно утверждать (прямо как в кейсе Бен Ладена у ЦРУ): ни Кремль, ни прочая национальная институция здесь ни при чем. Интерес либо частный, либо и вовсе извне.
Дабы отработать весь спектр оценки рисков, Центр запросил аналитическое заключение у Алекса Куршина – как у непосредственного участника события и члена экспертного совета подполья; с подачи Суркова, ему чуть ни с первых дней «вербовки» поручали аналитические обзоры, приоткрывая секретную фактологию, хоть и очень выборочно.