По ту сторону нуля

Алекс дожидался визитеров в некоем отречении, казалось, человека, который, выполнив свою миссию на Земле, бесстрастно принимает вердикт неизбежности. Трое иранцев даже вопросительно взглянули на предводителя, который по мере движения изучал какое-то фото, сверяясь, как представлялось, с оригиналом, стоявшим на крыльце. За метров пятьдесят до домика предводитель остановился, приказывая своей свите сделать то же самое.

– Ты Алекс Куршин? – по-русски обратился предводитель, вогнав адресат в волнение. Не дождавшись ответа, стал наводить справки: – В доме есть кто? Те, кто были, где?

Алекс промолчал и на сей раз, бросив все силы на решение ребуса: как соотносится безупречный русский предводителя при едва заметном акценте с его иранской внешностью; да и по лицам свиты, будто той же крови, угадывалось, что с русским они тоже на короткой ноге.

Так и не открыв рот, Алекс с глупейшей миной в духе «Простите дурака!» распахнул входную дверь и точно швейцар пригласил депутацию внутрь. Обрел отклик: двое иранцев в мгновение ока оказались на крыльце, откуда, достав пушки, осторожно проникли внутрь. Когда же основной контингент поравнялся с крыльцом, то разведка уже докладывала звеньевому на все еще не идентифицированном Алексом языке. Надо полагать, об успешном прочесывании тридцати квадратных метров.

– Тебя что, пытали, раз ты язык проглотил? – разбирался с предысторией события предводитель. – Обувь и верхняя одежда твоя, где?

Алекс застенчиво кивнул на потупившегося собачника, стоявшего рядом со звеньевым. Установив виноватого, звеньевой прошипел скандинаву, требуя собачнику перевести: «Одежду и обувь – сюда!» Услышав претензию, собачник добрую минуту нудил, что верхней одежды не брал, более того, куртка гостя – его собственность, а обувь уже несет обратно, парни плохие попутали. Он здесь ни при чем. На «Заткнись!», озвученное звеньевым по-русски, перевода не потребовалось.

Вскоре иранцы, обступив предводителя, начали держать совет, возбужденно общаясь на своем языке, который, понял Алекс, ничего общего с фарси не имел. Казалось, перед ними дилемма, а может, несколько. Тут Алекс стал возвращаться в норму, сбрасывая корсет опупения, в который раз его сковавший на путях-дорожках Одиссеи. Озадачился: собственно, что за хрень перекатная с ним происходит? Кто эти очередные охотники за скальпами, будто озабоченные его перспективой подхватить пневмонию? Не пора ли эту навязчивую публику чем-то многоэтажным обложить, в некие каналы плоти зазывая? Хотя бы так облегчить душу, изгоняя муть, застилающую разум.

Алекс хотел было крикнуть «Эй, вы там!» и т.д., когда увидел, что, распределившись по двое, иранцы вяжут руки скандинаву и собачнику. Последний дернулся, но, получив тычок под дых, согнулся в три погибели, и в его обездвиживании отпала необходимость. Все же перед посадкой в вездеход, транспорт, на котором прибыли иранцы, собачника связали.

Алекс словно сомнамбула поплелся вслед за звеньевым, пригласившим его взмахом руки в вездеход, но, не проделав и трети пути, остановился как вкопанный. Анемичное лицо вспыхнуло, зрачки расширились – жизнь застучала в нем вновь; он рванул к гостевому домику аки спринтер мимо иранца, замыкавшего квинтет на пути к вездеходу. Тот явно не ожидал такой прыти и лишь успел вытащить руки из карманов куртки и то постфактум. Но, пробежав метров тридцать, Алекс остановился и, найдя глазами звеньевого, помахал ему со словами: «Минута, я забыл!» Почему-то по-английски.

Понятное дело, в невинность мотива охотники за скальпами не поверили, и ближний иранец, а за ним еще один бросились за Алексом вслед. Нагнали они его, однако, только у крыльца, когда Алекс, заскочив в гостевой домик, уже вернулся обратно, размахивая тетрадью перед собой.

Звеньевой придирчиво изучал каракули Алекса, перелистывая туда-сюда-обратно четверть сотни листов, которых тот выдал на гора за сутки. При этом с неким изуверством во взоре и облике посматривал на него, казалось, в попытке вникнуть, что от этого фрукта можно ожидать. Алекс же внятных мотивов не испытывал, мысленно капитулировав перед неподъемностью задачи, кто его новые опекуны-похитители, следовательно, какая фантасмагория его в очередной раз «приютила».

Звеньевой перевернул тетрадь и, распушив листы, проверил, не припрятано ли внутри что-либо материальное. «Второго дна» не найдя, он вернул тетрадь Алексу. Тот торопливо засунул предмет во внутренний карман меховой куртки – «сувенир», доставшийся ему от путешествия на собачьем ходу. И опешил: сосед протянул ему руку для знакомства, чего никто из его предшественников не практиковал. Алекс хоть и не сразу, но откликнулся, трусливо сунув руку в клешню звеньевого.