По ту сторону от тебя (СИ)

— На хер, — Новгородцев кивнул головой. — Вот представь: приезжаю я к тебе весь такой распрекрасный, заявляюсь в твой ресторан и сообщаю: «Кира, здравствуй, я приёмный сын твоей матери». Что бы ты сделала?

Задумалась, после чего честно призналась:

— В оцепенение впала бы.

— А потом?

— А потом бы послала.

— Вот видишь… — начал было он, но я перебила.

— Но когда бы первая реакция прошла, постаралась бы узнать, что тебе нужно, ну и как-то… познакомилась, — сделала странное движение рукой, словно пытаясь «выкрутиться».

Глеб хмыкнул. Между прочим, очень похоже на отца, тем самым доказывая, что поведенческие паттерны передаются отнюдь не генным путём.

— Что?! — наигранно ужаснулась я. — Ты не доверяешь моему здравомыслию?

— Тебе напомнить про то, что было в машине? — с лёгким налётом надменности улыбнулся он.

— А тебе напомнить, что было перед этим? — скривилась в ответ и предприняла попытку, выбраться из его объятий, но Глеб не отпустил, а даже наоборот, стал крайне серьёзным:

— Ты права, я сделал большую глупость.

Отрицательно качнула головой:

— Глупость — есть шаурму в непроверенном месте. А ты сделал подлость. И вообще, у меня сейчас такое чувство, что ты пытаешься переложить всю ответственность на меня. Согласись, послать тебя или не послать — это моё законное право, и не тебе было решать.

И это я ещё мягко сказала. За эти дни я успела наградить поступок Новгородцева многими эпитетами. На удивление, он согласился, помрачнев окончательно, после чего с силой хлопнул себя по шее:

— Комары, блин!

— Не уходи от темы.

— Да не ухожу я, — второй хлопок. — Просто давай продолжим этот разговор где-нибудь не здесь.

— Например?

— У меня дома.

Моей глупости хватило на то, чтобы сказать «да».

***

Квартира у него была небольшая, но продуманная до малейших деталей. Чем-то неуловимо напоминающая родительский дом. Только в отличие от четы Бауэров Глеб не стремился заполнить пространство милыми салфетками и шторами с рюшами. В отличие от них Новгородцев был более лаконичен — чёткие линии, серые тона, стильные решения. А ещё тут было много фотографий и каких-то памятных вещей по типу бедуинских масок или же огромных закрученных ракушек. Всё это по чуть-чуть отражало непростую личность хозяина.

Словно прочитав мои мысли, а может, просто заметив любопытство, Глеб пояснил:

— Я когда жил в детском доме, мечтал, что у меня однажды будет своя… «берлога», где всё будет только моим.

— Получилось?

Пожал плечами.

— Как видишь. Но это я уже сделал над собой усилие, первые годы жизни у родителей я был ещё тем барахольщиком. Я хранил буквально всё — сломанные девайсы, одежду, из которой вырос, какие-то упаковки, фантики… У меня в комнате был ужасный срач, что временами безумно бесило маму…

Здесь он вновь запнулся и бросил в мою сторону оценивающий взгляд.

Пришлось признаться:

— Да, меня бесит, когда ты называешь её мамой, но что поделать… Возможно, для тебя она куда больше мать, чем для меня.

Слова давались мне непросто, куча сил уходила на то, чтобы опять не пустить слёзы. А в голове лишь глупое: почему всё так?

— Это не соревнование, — заметил Новгородцев и опустился в глубокое зелёное кресло забавной изогнутой формы, отдалённо напоминающее морскую волну. Вышло вполне по-хозяйски. Примерно то же самое происходило и в нашем диалоге — попытка определить, что кто в этих отношениях… главный.

— Скажи это себе, — слабо улыбнулась я и тоже села, выбрав для этого диван. — Согласись, у меня есть повод для… ревности, а вот ты… Не знаю, как это сказать. Ты будто всё время пытаешься спровоцировать меня, наблюдая за моей реальностью.

Глеб прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, ощущение было такое, что в один момент с него слетело всё напускное.

— Ты не представляешь, как я тебя боялся все эти годы.

— Чего?! — чудо, что моя отпавшая от удивления челюсть смогла двигаться дальше. — Боялся меня?

Он поднял голову и посмотрел прямо мне в глаза. Мне было непросто понять значение его взгляда, лишь странное ощущение, что всё, что говорил Глеб, давалось ему крайне непросто.

— Она провела всю жизнь в ожидании тебя… она… мама, никогда не говорила об этом напрямую, но я всегда чувствовал, что она ждёт тебя. Ждёт и горюет, по тебе и… по тому неродившемуся ребёнку. Нет, меня, конечно же, любила. Мне вообще грех жаловаться на что-либо, но я всегда знал, что не способен закрыть той дыры в её душе, что образовалась из-за разлуки с тобой.

— Я-то тут причём? — спросила жёстко. Я не хотела ничего слышать о страданиях Элины, как если бы мне пытались сказать, что во всех её страданиях виновата исключительно я одна. — Меня не было, радуйся. Чего ненавидеть-то?

Пару раз проведя зубами по нижней губе, Глеб продолжил:

— Не было, да. Но… это не мешало мне бояться, что однажды ты захочешь найти маму и ворвёшься в их… нашу устоявшуюся жизнь. Я столько лет боялся твоего призрака и… ненавидел тебя за это.

Меня передёрнуло.

— Ты поэтому приехал? — несмотря на все мои старания, голос мой дрожал. — Чтобы… наказать?

— Нет, — поспешно выпалил он и подскочил ноги, — нет…