По ту сторону от тебя (СИ)

Потребовалось несколько мгновений, чтобы на лице матери тоже отразилось узнавание. Не знаю, как ей удалось во взрослой версии меня разглядеть оставленную ею в прошлом дочь, но факт оставался фактом: пока я стояла напротив неё и отчаянно соображала, что делать дальше, её глаза вдруг широко распахнулись, а рот слегка приоткрылся.

— Кира, — едва слышно выдохнула она и протянула руку вперёд. Тёплые кончики пальцев коснулись моей щеки, и я… испуганно отшатнулась назад.

Мама поняла всё верно и, сжав руку, отвела её назад.

— Прости… — совсем негромко проговорила она. — Я не… ожидала тебя увидеть… вновь.

Фраза прозвучала виновато, и это подействовало на меня отрезвляюще. Первый шок от нашей встречи начал отступать, а на место растерянности пришла злость.

— А, собственно, почему?! — упрямо вздёрнула нос.

Её вид был таким пугающим… От красавицы Элины из моих воспоминаний осталась лишь тонкая тень. У меня просто в голове не укладывалось: почему, зная о том, что я могу являться потенциальным донором, она так и не обратилась за помощью ко мне? Неужели я настолько ей противна?! Если даже на пороге смерти она не захотела вспоминать о моём существовании?!

Волна ярости оказалась настолько жгучей, что казалось, я сейчас попросту утону.

Спасла нас медсестра, таки не стерпевшая моих гонок по отделению.

— Девушка! — хорошо поставленным голосом воскликнула она, подходя в нам. — Что вы себе позволяете?! Устроили тут балаган. Знаете ли вы, что по негласным правилам больниц, если кто-то бежит, значит, где-то нужно помощь…

Вся моя бравада тут же сошла на нет. Я действительно вела себя хуже маленького ребёнка, впадая из крайности в крайность. То требую, чтобы меня привезли к матери, то пытаюсь сбежать отсюда, сверкая пятками.

— И вообще, сегодня неприёмный день! Что вы здесь делаете?!

Потупила взор, собираясь промямлить что-то в своё оправдание, но мать меня опередила:

— Прости нас, — на удивление бодрым голосом затараторила она, — это моя оплошность. Сама перебаламутила… Киру, — казалось, что произнести моё имя вслух стоило ей определённых усилий. — Но нам очень нужно поговорить. Пожалуйста.

Понятия не имею, какое тут отношение к пациентам в принципе, но от слов Элины строгая медсестра дрогнула:

— У вас двадцать минут до начала обхода.

Мама кивнула, после чего повернулась ко мне:

— Пойдём.

Её рука ещё раз дёрнулась, едва не коснувшись моего предплечья, но вовремя остановилась.

***

— Холодная, безэмоциональная и расчётливая — окрестил меня однажды Борис, прежде чем навсегда уйти из моей жизни. И если с первыми двумя пунктами я была вполне согласна, то в чём именно мой расчёт — понять так и не получилось. А спросить… как-то не решилась.

Сделав непроницаемое лицо, я тогда просто указала ему на дверь:

— Тебе пора.

На этом мои отношения в несколько лет были окончены.

Лишь проревев полночи в подушку, поняла, что рыдаю отнюдь не по утраченной любви. Одиночество. Острое, жгучее и безысходное… уже очень давно разъедало мою душу.

***

И вот теперь, следуя за тонкой фигурой женщины, которая когда-то была для меня самым близким человеком на земле, я силилась откопать в себе эти качества.

Холодность. Безэмоциональность. Расчётливость.

Ведь столько лет получалось!

Десятилетие бесчувственного вакуума, чтобы… что? Закатить истерику смертельно больному человеку? Добить? Разорвать то, что было ещё не разорвано?

Я ненавидела себя за охватившие меня эмоции. Зачем они сейчас, когда трезвая голова нужна как никогда?!

— Кира, ты — эгоистка, — в конце концов припечатал меня внутренний голос, когда мы дошли до нужной палаты, и мать чуть посторонилась, пропуская меня во внутрь. На какое-то мгновение наши глаза встретились вновь. Казалось, что я едва ли не физически ощущаю боль и страх, которые плескались в глубине карих глаз. — Только и можешь, что думать о себе.

Тряхнула головой, заставляя совесть заткнуться хотя бы на время.

***

Палата была одноместной и явно платной. Судя по количеству личных вещей, госпожа Бауэр находилась здесь достаточно давно. На тумбочке у окна расположилась всякая мелочёвка: кружка, расчёска, книга, рамка с фотографией, на которой счастливо позировали трое — ещё молодая и здоровая мама, непривычно улыбчивый академик в своих извечных очках и совсем юный Новгородцев.

— Глеб искренне верит в то, что я могу подойти в качестве донора, — посетовала я неожиданно для нас обеих.

За моей спиной раздался тяжкий вздох:

— Он всё-таки тебя нашёл. Я просила его этого не делать.

Обернулась и уставилась на бледное лицо матери, пытаясь понять, насколько ей были известны планы своего… сына. Прочитать что-либо за безжизненной маской усталости было практически невозможно. Разве что… уголок рта, нервно дёрнувшийся вниз, словно от боли, намекал на искренность.

— Но почему? Почему ты не хочешь воспользоваться этим шансом? Чем я не устраиваю тебя в качестве донора?

На этот раз я куда лучше контролировала себя, но вопросы всё равно звучали слегка истерично.

Мама ещё раз улыбнулась… мягко и печально.

— Кир, а как ты сама думаешь?