Некоторые абхазские традиции могут показаться нам нецивилизованными и негуманными. Мы не хотим видеть, что европейская цивилизация со всем её фальшивым гуманизмом летит в пропасть, а абхазы, благодаря своему суровому консерватизму, находятся куда дальше от пропасти. Неужели не понятно, что наши женщины, которые теперь с ног до головы в «правах», на самом деле добились только двойной нагрузки – и дома, и на работе. И теперь они тоскуют по настоящим мужчинам, потому что им не на кого опереться. А абхазская женщина, которая не может сесть за один стол с мужчиной, за тем самым мужчиной – как за каменной стеной, вся ответственность за всё лежит на нем. Как-то мне сказали: «Абхазские женщины редко работают, у нас работают чаще всего старые девы». А наши дети, заласканные и зацелованные, вырастают хлюпиками, которые всего боятся. Абхазские дети, получающие суровое воспитание, вырастают воинами. Когда пришла война, они все до единого взяли в руки оружие.
Настоящий мужчина- это прежде всего умение брать на себя ответственность. Полную ответственность за всё. Но это влечёт за собой и особые права – чисто мужские права. А у женщины только два варианта: или признать эти права, или самой пытаться играть роль мужика. Европейская цивилизация пошла по второму варианту. Абхазы, пусть с большим трудом, но пытаются сохранять органичные, естественные отношения между мужчиной и женщиной.
Абхазская власть
Я только недавно понял, насколько тесно связана проблема отношений полов с характером государственной власти. Положение абхазского мужчины особое и по отношению к женщине, и по отношению к ребенку, потому что мужчина здесь является не просто главой семьи, а носителем власти, которая аналогична государственной. Реальная власть в Абхазии принадлежит тем, на ком лежит реальная ответственность за свои семьи. Некоторые наиболее уважаемые главы наиболее уважаемых семей в преклонных летах становятся старейшинами. А перед решением старейшин здесь до сих пор любое государственное решение теряет всякую силу. Говоря нашим языком, общество здесь сильнее государства.
В 2004 году по итогам выборов президента в Абхазии сложилась патовая ситуация. Победил Багапш, но с минимальным перевесом, и сторонники Хаджимбы не признали результаты выборов. Ни одна из сторон не хотела уступать. Обе стороны были вооружены. Ситуация балансировала на грани большого кровопролития. Стороны всё-таки пришли к компромиссному решению. Всё это выглядело несколько странно: сначала они не хотели компромисса, а потом вдруг захотели. Значительно позже мне рассказали, как всё было на самом деле. Пришли старейшины и безо всяких разговоров просто показали пальцем: «Ты будешь президентом, а ты – вице-президентом». И никто не посмел ослушаться. Ни кому и никогда в Абхазии не придет в голову ослушаться старейшин.
Вы только вдумайтесь: люди, официально не облеченные вообще ни какой властью, на деле оказываются носителями высшей власти. Нет, они не управляют страной и крайне редко вмешиваются в управление, но, когда надо, они говорят лишь несколько слов, и эти слова всегда оказываются последними.
Слово старейшины, это совсем не то, что у нас слово уважаемого, авторитетного человека. У нас от любого авторитетного суждения можно спрятаться за другим, не менее авторитетным. У нас даже слово человека, которого уважают все – не более чем козырь в дискуссии. У них это способ прекращения дискуссии. Через слово старейшины не перешагнешь, от него ни за чем не спрячешься. Это «слово со властью».
Вот были раньше в Абхазии абреки. У нас слабо представляют, что это такое, а мне объяснили. Человек хочет совершить кровную месть, но старейшины почти наверняка ему это запретят. И тогда человек оставляет свой дом, оставляет семью, уходит в горы, туда, где его ни кто не найдет, он отрекается от всего с одной только целью – чтобы старейшины не нашли его и не смогли запретить кровную месть. Абхазу легче отречься от всей своей жизни, чем пойти против слова старейшин. Не удивлюсь, если абреки есть в Абхазии до сих пор, да кто ж нам об этом расскажет.
В Абхазии постоянно происходят какие-то внутренние скрытые процессы, о которых за редкими исключениями мы ни чего не знаем, нам о них не расскажут, это не для внешних, внешние ни чего не поймут. Мне как-то рассказали про одного человека, что он был изгнан из Абхазии. Я удивился: как это «изгнан?» Объяснили. Если человек совершает некий неблаговидный поступок, может быть и не уголовное преступление, но нечто крайне безнравственное, собирается весь его род, как тут по-простому говорят «однофамильцы» и принимают решение об изгнании его из страны. Ни одного абхаза и мысль не посетит проигнорировать такое решение. Его исполнение куда более неотвратимо, чем приговор суда.