– Дорогая Екатерина Матвеевна! Сегодня утром мне почему-то вспомнилась наша первая встреча. Это был теплый субботний вечер. Я вышел за город, к реке, и сел на лавочку возле административного здания, которое когда-то было молитвенным домом. На флагштоке висел флаг из красного полотна, символизирующий новую жизнь. Ты подошла и села рядом со мной. Я спросил, нравится ли тебе красный цвет, и ты ответила утвердительно, что, сколько себя помнишь, всегда торговала багряницей. И еще подчеркнула, что флаг пошит твоими руками, из коллекции твоих тканей. В то время я еще не знал, какое значение этот цвет имел для первых христиан. Впрочем, это неважно, главное ты внимала моим словам, когда я говорил о революции и новой жизни, которую она несет людям. Потом мы долго гуляли по берегу реки, а ты много говорила о верности и любви. Ты боязливо призналась, что являешься христианкой и, прочитав отрывок из Евангелия, сказала мне: «Если вы признали меня верною, то войдите в дом мой и живите у меня». Меня не надо было долго убеждать. И если вначале я запал на слова о верности, то вскоре ваша нежность затопила меня. На этой пажити мы и расстались. Вы сшили мне красную рубашку и отправили в мир утверждать дело революции. Насколько это получилось у меня, я много писал Вам, но не чернилами на бумаге, а на скрижалях моего сердца. Но однажды, когда я скрупулезно подбирал слова, я заметил странную особенность, что слова устают и изнашиваются, как и люди. Это открытие разочаровало меня, потому что оно относилось к моей революционной деятельности, которая в три дня в скитаниях по пустыне успела во мне созреть, состариться и умереть, как жезл, не помню какого пророка. И теперь, когда я произношу это слово, я вспоминаю эпизод из революционной практики французских товарищей. Как только «победила» она (революция), ее представители сразу начали расстреливать часы на городской башне. Это была неудачная попытка моих предшественников расстрелять и уничтожить ненавистное время. В молодости меня тоже раздражала его идиотская последовательность, но я расстреливал его из бутылок шампанского. Как оказалось, тоже неудачно. Зато я заметил, что именно за столом собираются и обретаются лучшие друзья. Так вот после нескольких лет блуждания по пустыне мне встретились странные люди, особенно один из них, которого я заочно воспринимал как заклятого врага. Его зовут Абдулла, и он назвался «рабом» Божьим, как и ты, когда-то хвалилась этим званием. На мою обеспокоенность временем он сказал, что на пути к истине повенчался с самой жизнью, и теперь его время измеряется седьмым днем – Субботой, которую он назвал святой, потому что в этот день Бог устраивает браки. Кстати, это и наш день встречи. Вначале я не понимал, по какому календарю он живет, и все время путался между субботой – шестым днем недели, и седьмым днем – воскресением. Но он сказал, чтобы я не ломал голову над этим вопросом, а просто упразднил две несовершенные для бытия составляющие – прошлое и будущее. Утвердился в настоящем и поделил время на два рода – мужское и женское. Поделил и соединил, ибо когда оно разделено, то убивает человека, но когда соединяется мужское и женское, время становится вечностью и теряет свою власть. Далее Абдулла пояснил, что необходимо различать время не в длительности, а в системе его использования. В такой системе, если время и имеет начало в прошлом, то только от разрушения Храма Сулеймана, который необходимо восстановить в настоящем. Как ты догадываешься, он говорит о нашем мудром Соломоне. А еще, говорил он, необходимо научиться воспринимать время как дар, который, если он воплощен в вечной Субботе, остается, и обуза исчезает, если она (Суббота) измеряется способностью человека отделять святое от будничного. В этот день человеку от его ребра даруется добавочная душа, которую он получает в канун Субботы, и она сопровождает его по жизни. Поэтому день моего нового друга, как дни творения, всегда начинается с вечера. С вечера он моется, тщательно стрижет ногти, ест щуку и все то, что поднимает жизненный «тонус». Впрочем, он неплохой мужик и совсем не против христиан, даже называет их братьями, которые по запарке потеряли свое пятое Евангелие и не смогли разглядеть благую весть о счастливом бытии мужчины и женщины в его «зеленой» Книге. Он не в укор, а в назидание сказал, что его братья немного зачумлены второстепенными вопросами – об именах, венках и царствах, и никак не могут разрешить древнюю загадку о том, чьею будет женщина в царстве небесном, если на земле имела семерых мужей. Абдулла ответил просто: на земле мужчина выбирает женщину, а на небе она будет выбирать мужчину по сердцу своему. И вот здесь меня охватило беспокойство, которое пришлось устранить надеждой, что там для тебя этим человеком буду я.