Танцоры между тем вышли на середину площадки и поклонились публике. Им аплодировали. Музыканты в кремовых фраках и белых сорочках взяли инструменты, встали со своих мест и тоже вышли на сцену, раскланиваясь перед присутствующими.
– Ну вот, музыканты уходят, – окончательно расстроился Сообразительный.
– Подожди, – Надя кивнула на эстраду, где только что сидел оркестр: – Кажется, на их место пришли другие.
Действительно, оркестрантов сменили двое человек с гитарами. Они пристроили инструменты на коленях, поправили микрофоны, и зазвучала песня, хорошо знакомая Наде:
На площадке появились танцующие пары. Не вальс, а медленный танец, от которого Надя весь вечер отказывалась на школьном балу. Но теперь она отказываться не собиралась. Если только Сообразительный сообразит её пригласить.
Танцующих пар становилось больше. Посмотрев на них, Сообразительный провёл рукой по волосам:
– Ну, с этим мы справимся, – он решительно повернулся к девушке: – Надя, в общем… Я приглашаю тебя на танец.
Они вышли на танцевальную площадку – молодой человек в элегантном костюме с галстуком-бабочкой и девушка в нарядном нежнобирюзовом платье, лёгкая, стройная, женственная. Он бережно взял её за талию, она положила руки ему на плечи. Сообразительный сначала нерешительно, потом смелее и смелее повёл её в танце.
Она смотрела в его глаза и теперь понимала, чем взгляд корабля отличается от взгляда человека. В его серых глазах, смотревших на неё, было море, такое знакомое море северных широт, стального цвета, но иногда играющее оттенком лёгкой, едва заметной голубизны. А ещё они светились удивительным теплом – теплом живой души. И какая разница, корабельная ли душа или человеческая, ведь главное – этот тёплый свет.
Песня закончилась. Музыканты отложили гитары. Танцующие начали расходиться, а Надя и Сообразительный продолжали стоять, глядя друг на друга. Словно бы должно произойти что-то ещё. Надя поняла: надо ему сказать. Немедленно. Сейчас.
– Послушай… – заговорили они одновременно. Надя тут же спохватилась:
– Извини, я перебила… Говори!
– Нет, сначала ты. Ведь ты тоже хотела что-то сказать?
– Да… – Надя опустила голову, а потом снова подняла глаза: – Ты спрашивал, не будет ли мне одиноко, когда я стану Смотрительницей, без семьи и детей, посвятив жизнь только маякам в гавани, – помолчав, она тихо проговорила, глядя на него: – Не будет, пока ты возвращаешься в эту гавань и я могу прийти и побыть у тебя на борту.
Спасибо… – ответил он тоже тихо. Лицо его озарилось мягкой, ласковой улыбкой: – Корабль редко бывает один, ведь на борту почти всё время экипаж. Но кораблю тоже нужна живая душа, которая всегда бы ждала его возвращения в свою гавань. И… я хочу, чтобы это была ты, Надя, – он помолчал. – Знаешь… я сегодня попробовал побыть человеком, чтобы стать ближе к тебе.
– У тебя получилось, – Надя ласково провела ладонью по его щеке, по густым светлым волосам. Легонько притянула его к себе за плечи. Их губы соприкоснулись. Прикосновение было лёгким, едва ощутимым, совсем не таким, как откровенные поцелуи в кино. А ещё она почувствовала, что его губы тёплые. Как и его руки, державшие её за талию. Как и его взгляд…
Что-то изменилось в ней после этого лёгкого и тёплого корабельного поцелуя. Как будто появилась решимость сделать… что именно, Надя пока не знала.
Только теперь Сообразительный и Надя обнаружили, что покинули площадку и стоят на воде, на чуть покачивающихся волнах стального оттенка, уносивших их всё дальше и дальше от берега и пирсов.
– Ой! – тихонько воскликнула девушка, но Сообразительный успокаивающе проговорил:
– Не бойся. Корабли умеют ходить по воде и в человеческом облике. Если что, я тебя поддержу.
– Постой, – Надя положила ладони на его руки, придерживавшие её за талию: – Я тоже хочу попробовать! Мне кажется, у меня получится!
Он отпустил её. Опираясь на руку Сообразительного, девушка сделала шаг, другой… и, оттолкнувшись от его руки, побежала по волнам.
– Надя, ты что задумала? – удивлённо воскликнул Сообразительный. Не оборачиваясь, она прокричала:
– Я тоже хочу стать ближе к тебе!