Алые сполохи пламени отчетливо выделялись на сумеречном небе. Горящие здания вокруг, хаос, разрушение, мечущиеся фигуры – все это было уже привычно и знакомо. Где-то вдали ревели и выли звери, вырвавшиеся из разрушенных питомников, обезумевшие от страха, нападавшие на всех без разбора, они вносили свою толику в эту ночную вакханалию. Он медленно шел по улице, чуть впереди своего отряда, выбирая кратчайший путь к возвышающемуся над домами черному шпилю. Позади остались бесконечные извилистые повороты, неожиданные фланговые атаки из темноты, словно из ниоткуда появляющиеся воины в черных одеждах, почти неразличимые в ночи, ожесточенные схватки в домах и узких переулках, где почти невозможно развернуться. Их осталось совсем немного, но им осталось так недалеко. Сухое щелканье и звонкий стук арбалетных болтов по камням сообщили о засевшем где-то впереди противнике. Стены улицы разошлись в стороны, открыв взгляду большую площадь у подножия башни. И строй солдат с арбалетами наизготовку, перекрывший к ней подход. А чуть позади – шеренга воинов, закутанных в длинные чешуйчатые плащи. Гвардейцы. Он обернулся, окинув взглядом ряды уцелевших. Как мало их осталось. Где-то позади шло еще два отряда, но ждать их не было времени. Резкий взмах вперед, и горстка ящеров бросается в атаку, прикрываясь щитами. Вряд ли кто из них выживет. Но какое это имеет значение, ведь то, за чем они пришли, совсем рядом. И они выполнят свою задачу, ибо такова их судьба. Их предназначение.
Помню поход в северные земли. Помню ночной штурм, дерзкую атаку, рассчитанную на неожиданность, ибо после понесенных потерь наш успех зависел только от нее. Помню яростный прорыв к издалека видимой башне по запутанным петляющим переулкам. Помню ожидавших нас гвардейцев и арбалетчиков. Помню падавших ящеров, моих братьев, прошитых тяжелыми болтами почти в упор. Помню пробитый щит и стальное острие, глубоко вошедшее в кисть. Помню последний рывок и круговерть ближнего боя, перекошенные злобой лица врагов и наши стремительно таявшие ряды. Помню слитный громогласный рев моих братьев, панику и ужас корсаров, атакованных в тыл подоспевшим подкреплением, заплутавшим в ночном хаосе. Помню взбегающий по ступеням третий отряд и спешащих за ним жрецов. Помню вязкую усталость и боль после схватки, медленно подходящих братьев – считанные единицы, оставшиеся от моего выводка, тяжело дышащие, забрызганные с ног до головы кровью – чужой и своей. Помню медленно спускавшегося жреца, торжественно несущего высоко поднятую над головой тяжелую золотую пластину, испещренную мелкими, непонятными для меня письменами.
Я помню.
Неподалеку гулко бухнуло, полыхнуло пламенем, разбрасывая осколки камня и ошметки тех, кому не повезло. Жрецы суетливо метались по верхнему ярусу храма, что-то вереща. Внизу, у подножия, кипел кровавый адский котел, жуткая мешанина из тел сражающихся, бегущих на подмогу, уже убитых. Из дымки боя вынырнул отряд мечников в ярких одеждах, быстро поднимаясь вверх по ступеням. Они не успели подняться и до половины, как жрецы накрыли их градом отравленных дротиков. Тех, кто все же добежал, он встретил лично. Чудовищно огромный двуручный топор с одинаковой легкостью проламывал доспехи, крошил в мелкую кашу кости, дробил головы, расплескивая их содержимое по камню. Вражеские же удары лишь соскальзывали с его брони, не способные пробить и без того толстую чешую. Кровь рекой стекала по ступеням пирамиды, словно в день ежегодного празднования. Время жертвы богам. Еще один отряд внизу приблизился к подножию, собираясь предпринять новую попытку штурма, но тут равнина огласилась жутким ревом, и во фланг им, сотрясая землю, влетел торнодон. Люди, словно соломенные чушки, разлетались в стороны, искореженные и переломанные тела их падали на головы товарищам, повергая в дикий ужас. Чудовищный слонообразный гигант неистовствовал, втаптывая в землю остатки тел, разбрасывая чудом уцелевших в стороны огромными рогами. Внизу все было в порядке. Но дальше, на холмах, люди продолжали подтаскивать свои странные конструкции с круглыми трубами. Попытавшиеся подойти поближе к ним саламандры были атакованы кавалерией и надолго втянуты в ближний бой, не имея возможности накрыть холмы огнем. Жрецы продолжали испуганно верещать, тыкая в эти конструкции, все время повторяя какое-то странное слово, вероятно, их название. Оно его не интересовало. Он знал, что это такое, знал, насколько оно опасно, и знал, что оно должно быть уничтожено. Больше ему не нужно было ничего знать. Издав низкий рев, он прыгнул вниз по лестнице.