Он осторожно погладил ее бархатное ушко, медленно погрузил в него пальцы, чувствуя поначалу лишь ожидаемое тепло. Через мгновение пальцы перестали то и дело натыкаться на изгибы ушной раковины и словно поплыли в невесомости. Он понял, что они больше не находятся в голове коровы, потому что Гречка стояла смирно и обнюхивала воздух. Он протолкнул руку дальше: сначала ладонь, потом запястье, засунул руку по локоть и наконец — по плечо. На этот раз пальцы нащупали край противоположной ушной раковины и почувствовали дуновение воздуха.
Митя привстал на мыски, чтобы над головой Гречки разглядеть свою руку. Сначала он увидел только темную шерсть — это удивило, но не сильно. До этого казалось, что магия коровы выявляет некую скрытую сторону предметов. Что ж, оборотничество было его особым умением. Он пошевелил пальцами и вот тут наконец растерялся. Вместо человеческой ладони под шерстью оказалась лапа, и любые его потуги приводили ее в движение причудливым образом. Она вовсе не походила на кошачью с крючками когтей и мягкими подушечками и уж тем более не имела ничего общего с лошадиным копытом. Но и на лапу волка — а ведь именно в волка он давно хотел превращаться — она не была похожа. Перед глазами были рога Гречки и ее широкая голова, поэтому Митя видел лишь самый кончик лапы. Он чувствовал, что она до сих пор окончательно не сформировалась, но при этом знал, какому зверю принадлежит. Знал, но почему-то отказывался верить. Страх затопил его за одну секунду и чуть не перетек в настоящую панику. Не дав ему ходу, Митя одним рывком выдернул руку из коровьего уха. От неожиданности Гречка замычала и хорошенько боднула его рогом в предплечье, оставив здоровенный синяк.
— Прости! Прости! — Митя виновато поглядел на нее и на всякий случай бросил взгляд на свою руку: шерсть исчезла, пальцы снова имели привычный вид.
Днем снег повалил крупный и густой. Окна в Огненном чертоге занавесили портьерами, на которых воспитанники закрепили золотые фигурки снежинок, солнц и разлапистых звезд, символизирующих свет покровских свечей. За все время Митя ни разу не приходил на праздник Покрова так рано, еще до его начала. Трудно было объяснить самому себе, что им двигало, но одно он знал точно: тревога, которая зародилась еще утром, не дала бы ему спокойно отсиживаться в комнате. Еще более странным, чем его собственное присутствие в полупустом зале, оказалось только присутствие Севы. Обычно Заиграй-Овражкин долго не поддавался на уговоры, заглядывал на праздник ближе к концу и почти сразу исчезал. Сейчас же оба друга, встретившись удивленными взглядами, только рассмеялись, однако Митя понятия не имел, с какой стати Сева заявился на Покров. Его интерес явно не был романтическим. Он точно не скучал по Кате, по крайней мере, Митя не слышал от него ни одного слова о ней. И вряд ли успел всего за одно утро настолько заинтересоваться кем-нибудь другим.
— Что было в Здравнице? — нарушил неловкое молчание Митя.
Сева заправил за ухо прядь волос и продемонстрировал продетую в краешек хряща серьгу.
— Что? Овражкин! — Муромец разом забыл свои переживания. — Тебе дали первую отметку целителя, и ты молчишь? Неподражаемо! За это срочно надо выпить!
— Так и быть, — усмехнулся Сева.
— За Полинин приступ, из которого ты ее вывел, да?
— Не думаю, что только за него. Но после этого они наконец обратили на меня внимание.
— Невероятно! Ты первый столь юный целитель, который получил отметку? Даже у Ульяны еще нет.
Они выпили по стакану пряного хмельного сбитня и принялись расставлять на столах кувшины и тарелки. Мастер и Елисей Вилкин скучковались в дальнем углу, долго плели сложное колдовство с проводами и электричеством, и наконец из колонок громыхнула музыка. Помогать пришли и зорниковцы с дивноморцами. Митя замечал их любопытные взгляды и перешептывания, но сам искал среди них парня с длинными волосами и бесцветным, задумчивым лицом, которого видел утром с Василисой. Его не было.
Вскоре появилась армия Розалии Павловны: человек десять несли на подносах пирожные с кремом и пухлые овощные пирожки. Оставалось подивиться, как они успели приготовить все это так быстро.
— Мальчишки, — скомандовала жена Нестора Ивановича, заметив мешкавших друзей. — Помогите-ка доставить с кухни еще сбитня!
Так Митя и бегал по поручениям до самого начала праздника. Гордость за Овражкина снова сменилась тревогой, а тревогу нужно было унять хоть чем-то. Когда же в зал повалили нарядные парни и девчонки, а Вилкин и Мастер наконец настроили музыку, он почти без сил упал в кресло в том самом углу, в котором когда-то Сева прятался от поклонниц. Сева умыкнул со стола еще два сбитня и уселся напротив с точно таким же усталым видом.
— Избегаешь сегодня девушек? — попытался завести разговор Митя.
— Что? — Сева встрепенулся, словно позабыл, что сидит здесь не один. — А… нет… Не удастся, — добавил он и улыбнулся.