По ту сторону синих гор (СИ)

Бьёрн закрыл за собой дверь и резко выдохнул. Желание сейчас же вернуться назад вдруг накрыло, словно лавина. Он резко ударил себя ладонью в лоб, потом ещё раз, и ещё...

Всё было ужасно неправильно. Бьёрн не мог этого объяснить.

Она плакала... Она - которая не проронила и стона, ни когда обгорела в Хель-Тери, ни когда ноги её из-за тирода и сагнита превратились в сплошную рану, а шайгер собирался снять с них по живому кожу?!

Упрямая и несгибаемо-стойкая, она теперь кусала губы, молча глотала льющиеся слёзы, и Бьёрн хотел расшибить себе чем-нибудь голову, хотя толку от этого не было бы никакого.

К сожалению, это не поставило бы ему мозги на место и не вернуло время назад, когда он увидел руки Рейны, развязывающие пояс, и, как безмозглый идиот, пошёл на поводу собственной похоти.

Даже вопроса себе не задал: «Почему именно сейчас? Что на неё нашло?»

Болван!

Не понял, не проанализировал, не увидел. Ведь что-то было в её взгляде и эмоциях отчаянное, балансирующее на грани срыва. Как будто в жертву себя отдавала. А он, недоумок, принял это за смущение и страсть.

Дерьмо, да он в тот момент, когда она закрыла дверь и предложила остаться, вообще думать перестал! Время остановилось, картинка замерла, и ничего в этой сияющей вокруг Рейны пустоте не осталось, кроме потребности смотреть на неё, трогать её, дышать ею.

В глаза её посмотрел - и себя забыл.

Все мысли будто смело приливной волной.

Голос разума ещё что-то говорил, но Бьёрн его уже не слышал. Стены контроля осыпались, словно были слеплены из песка, и оголённые чувства устремились к ней... вспыхнули, как яркая звезда, и он растворился в этом свете, летел на него, как глупый мотылёк, чтобы сгореть.

И не было ничего в жизни Бьёрна восхитительнее этого огня - обжигающего пламени её застенчивых губ, возбуждающего жара её нежной кожи, трепетной теплоты её дыхания, учащающего его пульс.

Он отчётливо помнил тот момент, когда потерял связь с реальностью. Вклинился в её тело, такое горячее и узкое, и животная сущность внутри вдруг порвала все удерживающие её поводки.

Бьёрн уже не давал отчёта своим действиям.

Это было выше его человеческой природы - нечто на уровне инстинктов зверя, почувствовавшего кровь своей пары и одуревшего от её запаха. Схватить, подмять, пометить собой...

В глазах алые и белые вспышки.

В голове горячая марь.

Она пахла так, что скулы сводило от дикого желания жрать этот запах, вылизывать её кожу и рычать от накатывающей волнами эйфории.

Бьёрн был одержим ею. Совершенно невменяем. Его штормило так, что руки тряслись.

Он и не представлял, что так бывает. Что можно свихнуться и совершенно потерять контроль над собой, провалиться в чувства, как прорубь, а вынырнув, жадно глотать воздух и не надышаться.

Он не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Полная потеря концентрации!

Пришёл в себя, только когда понял, что сделал что-то ужасное. Смотрел на стоящие в глазах Рейны слёзы и словно пропускал чьи-то тяжёлые и болезненные удары под дых.

Ему с ней было хорошо, так хорошо, как никогда не было ни с одной женщиной, но тогда почему его удовольствие имело горько-солёный вкус её слёз и от их вида хотелось пойти и что-то разгромить?

Его маленькая жена теперь была повсюду: в голове, в сердце, в душе. Въелась своим запахом под кожу и потекла кровью по венам. Он отравился или заболел ею, и совершенно не желал расставаться с этим недугом. Более того, ему это нравилось, потому что рядом с ней у него болело сердце, и Бьёрн снова чувствовал его живым.

Быстро спустившись вниз, он добрался до кухни, радуясь, что на ней сейчас никого нет. Никто не станет отвлекать его своими вопросами. Никто не помешает собрать еду и вернуться к жене.

Он сгрёб на большую тарелку всё, что нашёл съедобного: сыр, хлеб, яйца, кусок ветчины, шмат сладкого пирога с тростянкой. Плеснул в кружку горячего чая, который мать всегда подвешивала в чайнике над тлеющим очагом, и щедро налил туда мёда. Женщины ведь любят сладкое...

Скрип открывшейся двери резанул оэна по натянутым нервам.

Обернувшись, он тяжело вздохнул. Меньше всего сейчас хотелось видеть и слышать брата, который чувствовал Бьерна, как самого себя.

- Я мать спать отправил...

Иден вдруг запнулся на полуслове, шумно потянув носом воздух. На скулах его задвигались желваки, и красивое лицо превратилось в мрачную маску.

- Молодец, матери давно надо было пойти отдохнуть, - буркнул Бьёрн, торопливо составляя посуду на поднос.

- Ты весь пропах своей эль-манной, - неожиданно произнёс Иден, исподлобья разглядывая Бьёрна, - но вместо положенного удовлетворения от тебя за версту несёт растерянностью и виной. Где Рейна и что ты ей сделал?

Бить вопросами брат умел не хуже, чем своей плетью. От гнева у Бьёрна заболели зубы. За каким виххардовым дерьмом брат совал нос не в свои дела? Кто он такой, чтобы перед ним отчитываться?

- Не твоё дело! И не лезь к моей жене, Иден, иначе я за себя не отвечаю! - огрызнулся Бьёрн, впервые испытывая к брату вместо любви и доверия лютую вымораживающую ревность.

- Что ты ей сделал? - игнорируя угрозу, вспыхнул тот. - Отвечай!