По ту сторону Войны (СИ)

Всю следующую неделю Беатрис посвятила заботе о нем и всеми силами старалась помочь ему немного адаптироваться к спокойной жизни. Она мягко что-то нашептывала ему, если он кричал во сне, когда ему снился очередной кошмар из прошлого, и даже решила слегка натаскать его во французском. За последнее он был ей очень благодарен, усердно изучая слова и давая аналог для нее на немецком. За неделю их языковой барьер слегка уменьшился, но некоторые вещи все еще приходилось объяснять жестами.

Франц и сам не заметил, как прошло целых семь дней под крышей дома Беатрис. Все это время девушка ухаживала за ним, промывала рану и бинтовала. С каждым днем силы возвращались к нему, и на восьмой день он проснулся, когда еще не рассвело. Судя по всему, его хозяйка еще не встала. В доме было прохладно — дрова в печи давно прогорели. Осторожно поднявшись, мужчина неспеша оделся, чувствуя тянущую боль в груди, но теперь она не мешала движениям. Тихо ступая, Франц дошел до печи, кинул туда остатки хвороста с пола и прикрыл заслонку. Сняв свою шинель с крючка, немец также тихо выскользнул за дверь на улицу.

Утро было тихим и морозным. Натянув заботливо залатанную девушкой шинель, Франц осмотрелся. Хутор стоял на краю того самого редкого пролеска, где их ждала засада. Значит, в полумиле отсюда была небольшая деревенька, где они пополняли запасы провианта. Учитывая, что гарнизон наверняка сильно поредел после атаки, склад не могли так быстро опустошить, а это значило, что у него есть шанс устроить для Беатрис сытный ужин — Майер прекрасно понял, что девушка скормила ему все свои запасы, за исключением круп, и не собирался оставаться неблагодарным. Хорошо бы, если бы тут еще водилась дичь… Впрочем, судя по местам, тут вполне могли быть зайцы. Подумав так, мужчина взял с собой бечевку, которую еще вчера заприметил под лавкой. Он спустился с пригорка и пошел через поле к пролеску. Пройдя немного вглубь, обходя стороной место бойни, он довольно улыбнулся: на свежем снегу петляла цепочка мелких следов. Присев возле дерева, Франц быстро смастерил простенькие силки и пошел дальше — может, что и подвернется.

Спустя полчаса неторопливого шага он вышел к деревеньке, где расположились остатки гарнизона, с севера. Тихо прокравшись вдоль заборов, он перебрался на другую сторону улицы и прижался спиной к дверям старого покосившегося амбара — именно там он и Кер устроили небольшой тайник с провизией, если бы повезло пережить наступление. На его счастье, никто не обратил внимания на сломанную доску в стене. Отодвинув ее, Франц, пыхтя, пролез внутрь и очутился в полумраке. Он прислушался, но все было тихо. Стараясь не переломать ноги о старый хлам на полу, немец пробрался к дальней стене, где под старой сломанной телегой было углубление в полу. Сунув туда здоровую руку, Франц вытянул пару походных мешков — сперва свой, потом друга. Тихо вздохнув, он переложит из запасов приятеля к себе банки тушенки и сардин. Кер навсегда остался там, в лесу, а эти продукты сейчас были девушке нужнее.

Прибавив к гостинцам еще пачку мыла и спички, мужчина повесил рюкзак на спину и направился к дверям, как вдруг услышал голоса. Скрывшись в тени, он через разбитое окно заметил, как по пустынной улице идут двое солдат. Лица их были ему незнакомы. Это могло значить только одно — к ним прибыло пополнение. Про себя отметив, что неплохо бы ночью сходить на разведку, Франц переждал, пока оба скроются из виду, и вернулся в лес тем же путем, радуясь, что с неба повалил снег: он успешно спрячет его следы за несколько часов. Проверив свою ловушку на дичь и ничего не обнаружив, Франц решил пока ничего не трогать и вернулся к дому девушки.

Остановившись у дверей, немец вдруг почувствовал непонятное смущение. Он не знал, как отреагирует девушка на его уход. Быть может, она обрадовалась, что он ушел. Или, может, огорчилась. А может ей вообще все равно. Обругав себя мысленно мокрой трусливой курицей, Франц все же решительно выпрямился и шагнул в дом, но так и замер на пороге, увидев бледное лицо девушки, которая едва не собиралась падать в обморок. Хотя на голове и плечах немца было столько снега, что его в пору можно было принять за снеговика, он, не раздеваясь, подошел ближе, поставил на стол мешок и быстро развязал его, так что на пол выкатилось несколько банок мясных консервов, пачка масла, соль, сахар и, кажется, что-то еще.

— Tout est bien, — с немецким акцентом выдохнул запыхавшийся от долгого перехода солдат. — Souper tardif, [1] — добавил он, смущенно улыбнувшись, не зная наверняка, правильно ли он употребил слово.