По ту сторону Войны (СИ)

Темнота была…долгой. И спокойной. Тихо, темно, спокойно. Но осознание, как было там, в этой пустоте и темноте, приходит лишь тогда, когда это состояние уже покинуто. В обмороке Беатрис не знала, что обрела покой. Но, очнувшись, поняла сразу же, как спокойно было в той тихой темноте. Никаких тревог… Вообще, де Валуа крайне редко падала в обмороки, даже, можно сказать, почти никогда. Она этим даже немного гордилась. Но, видимо, в этот раз она слишком перенервничала.

Очнуться ее заставило несколько вещей. По своей сути — прекрасных, и потому заставляющих хотеть прийти в себя. Хотеть жить.

Первым был аромат. Аромат трав, что так полюбились девушке в ее отшельнической жизни. Аромат, который был привычным, ежедневным, уютным и придающим сил. Именно поэтому первым признаком, что девушка очнулась, оказался глубокий вздох. И в этот вздох примешался другой запах — запах мужчины, который был рядом. Рядом несколько месяцев. Его голос, тихо шептавший молитву, заставил сознание встрепенуться и стряхнуть вязкое наваждение покоя. И еще…еще прикосновение, ласка, такая непривычная и такая заботливая, дарящая покой реальный, не искусственный. Теплая мужская рука, мягко касающаяся ее головы. Рука все того же мужчины. Которого здесь быть не должно. Прикосновение заставило девушку слегка улыбнуться. Но самым главным было не это…

Главным фактором, пробудившим Беатрис, заставившим ее полностью прийти в себя, стал толчок внутри нее. Первый толчок ее ребенка, которого она носила под сердцем. Девушка тихо охнула и распахнула свои изумительно зеленые глаза, устремив взгляд прямо перед собой.

Весь процесс «возвращения» Беатрис из временного забвения занял не больше двадцати секунд. Но лишь в момент затишья, после первого толчка, де Валуа осознала, что лежит в постели, в своей комнате, ей тепло, а рядом, действительно, Франц — ей не померещилось, и в воздухе витает аромат трав. Второй толчок ребенка заставил девушку окончательно поверить, что все происходит на самом деле. Тонкие руки француженки метнулись к животу, счастливая улыбка на миг появилась на ее губах. И лишь после она подняла взгляд на Франца…внезапно осознав, поняв, что он до сих пор ничего не знал…и что это он принес ее в дом, больше некому…

— Милый Франц…прошу, прости меня…что не сказала, — Беатрис говорила медленно, чтобы мужчина понял ее, но сияние ее глаз и радость затмили ее собственное беспокойство, — Прости, пожалуйста. Спасибо, что… — француженка запнулась, понимая, что такого сложного набора слов Франц не поймет, и максимально упростила свою речь, надеясь, что он поймет, что она хотела бы сказать куда больше, — Спасибо, что нашел и принес меня в дом.

Девушка повернулась немного на бок и, глядя в глаза немцу, отчетливо и мягко произнесла, находя его руку своей и прижимая к своему животу поверх одеял, благо ребенок затих.

— Франц, я замужем…ребенок от мужа. Мой муж является капитаном французской армии, — Беатрис была предельно честна. Раньше они об этом не говорили, но сейчас молчать было бы глупо и неправильно, неуважительно. Зеленые глаза просили прощения. И одновременно сияли, совершенно удивительно, так, как могут сиять только глаза женщины, которая готовится стать матерью.

Минуты тянулись медленно, мучительно медленно. Все, чего сейчас хотел Франц, это чтобы Беатрис очнулась, посмотрела на него своими изумрудными глазами и улыбнулась. Он боялся, что случилось что-то страшное. Однако одновременно с ее вздохом и резким жестом, которым она обхватила живот, он сам ощутил, как воздух хлынул в сдавленные легкие. Она была в порядке, она улыбалась, что-то быстро говорила ему, взяв его за руку и приложив ее к собственному животу. Удивительно, но даже сквозь плотную ткань одеял мужчина отчетливо ощутил легкий толчок. Хотя сейчас он не особо понимал, что это означало, просто опьяненный тем, что все снова в порядке. Спустя пару секунд, он все же заставил себя переварить смысл сказанных ею слов, но тут и так все было ясно. Она ждала ребенка от мужа, от француза, который, как и большинство мужчин, служил в армии. Удивительно, если бы это было не так. Наверное, ей было очень трудно решиться на то, чтобы выхаживать его и разрешить ему жить тут с ней, понимая, что ее муж может вернуться в любую минуту. Немец, наконец, сбросил шинель с плеч и, взяв стакан с отваром, осторожно передал его девушке, помогая ей сесть и придерживая чашку. Пока Беатрис утоляла жажду, он смотрел на нее, смотрел иначе. Он уже давно хотел сказать ей нечто очень важное, не дававшее ему покоя, но теперь понимал, что не имеет на это права. Поэтому только чуть улыбнулся, кивая, и, стараясь говорить правильно, ответил: