По ту сторону Войны (СИ)

Надо сказать, организм Майера, несмотря на испытания, был крепкий. Жар, мучавший его всю ночь, к утру отступил, оставив лишь испарину на лбу. Когда мужчина в следующий раз открыл глаза, на дворе уже был день. Полежав немного, он понял, что чувствует себя лучше. Дышать еще было больно, но возможно. Его слегка знобило, но, в целом, кризис миновал.

Оглядевшись, он понял, что в доме снова один. Его хозяйка и спасительница куда-то ушла и, судя по остывшей печи, за хворостом. Собравшись с силами, Франц оперся о пол и медленно потянулся, после нескольких неуклюжих попыток все же сев. Голова резко закружилась, и тошнота подступила к горлу. Пришлось пару раз сделать глубокий вдох. Это помогло. Он еще раз оглядел себя, отмечая тугие бинты на груди, успевшие пропитаться кровью, пока он ерзал, пытаясь сесть. Франц поискал взглядом свою форму и шинель, но не нашел их.

Комната, где он лежал, была небольшой, и, судя по обстановке, жила здесь одна женщина. Цветы в вазе на столе, аккуратная стопка полотенец, цветные домотканые ковры, на одном из которых он лежал. Как его хрупкая спасительница его сюда дотащила из лесу, было для Франца настоящей загадкой.

За дверью, ведущей на улицу, послышался скрип снега. Франц напрягся, впившись взглядом в дверь. Он не знал, кто это мог быть. Возможно, девушка поняла, с кем имеет дело, и вызвала солдат, которые явно были неподалеку, чтобы они взяли его в плен или допросили… А, может, просто без лишнего шума добили — сейчас он не оказал бы никакого сопротивления. Несколько минут, что он ждал, показались ему вечностью, поэтому вошедшая в дом Беатрис смогла узреть всю гамму ярких эмоций на бледном лице мужчины, на котором за секунду проскользнули страх, радость, облегчение и легкое смущение собственным видом. Увидев у нее в руках охапку хвороста, он попытался встать, чтобы помочь, но согнулся от кольнувшей в груди боли, вовремя упираясь рукой в пол, чтобы не упасть. Похоже, свои силы он все-таки переоценил.

Беатрис проснулась сразу после рассвета. Нет, она не была такой уж ранней пташкой, просто…стало холодно. На проверку оказалось, что дерево окончательно выгорело. Надо было идти за хворостом, а еще лучше — хорошими дровами, но с последними ей придется слишком долго возиться. Солдат же явно шел на поправку очень быстро, значит, он скоро очнется. А она даже завтрак без огня приготовить не может. В Париже, у родителей, была плита. Здесь же, казалось, жизнь отстала на полвека — готовить приходилось в печи.

Француженка, как и вчера, закуталась в теплые одежды и, проверив последний раз состояние немца, снова ушла в лес. В этот раз де Валуа пошла другим путем. Снова смотреть на мертвых или нарваться на проверяющих солдат девушке совершенно не хотелось. Беатрис думала о муже и незнакомце дома все то время, что собирала хворост. Вчерашняя нагрузка дала о себе знать — живот болезненно тянуло, девушка то и дело останавливалась и опиралась о стволы деревьев, переводя дух, а в глазах темнело. Но вскоре морозный воздух привел француженку в чувства, и домой она вернулась во вполне здоровом виде. К сожалению, отсутствовала она так долго, что солдат все-таки очнулся и…перестарался.

Напряженный взгляд мужчины сначала заставил Беатрис испугаться, но его окровавленные бинты и белое как полотно лицо свели испуг на нет. Порыв Франца в ее сторону, чтобы помочь, заставил де Валуа вздрогнуть, а затем тут же забеспокоиться — мужчины никогда не умеют вовремя понять, что слабы. Первый порыв броситься на помощь обуздало недоверие к немцу. Беатрис спокойно и медленно положила охапку привезенного на все тех же санках хвороста на пол, прикрыла дверь и приблизилась к мужчине, все это время говоря. Она впервые заговорила с незнакомцем, и речь ее была словно журчание ручейка:

— À vous encore tôt se lever… La blessure nʼa pas eu le temps de se serer… Vous pouvez perdre connaissance, — движения Беатрис, несмотря на отсутствие суеты, были довольно быстрыми. Француженка мягко придержала мужчину под руку, помогая вновь сесть. — Sʼassoyez, avec précaution…[2]

От девушки веяло прохладой улицы. Из-под укрывающего голову платка выбились черные прядки. Усадив мужчину, Беатрис тут же подала ему остывшего отвара, помогая выпить. После, мягко улыбнувшись Францу, де Валуа снова занялась хворостом. И лишь тогда, когда огонь начал пожирать дерево, Беатрис присела напротив мужчины и сняла с себя лишние теплые шали. Волосы ее были собраны шпильками, так что невозможно было предположить, какой они длины. Плавность же движений девушка приобрела после того, как забеременела — раньше она была куда более порывистой и резкой, но раненому солдату об этом было не узнать. Француженка посмотрела на Франца и показала на себя, произнося отчетливо и медленно:

— Беатрис. Беатрис де Валуа, — когда она увидела, что мужчина понял ее, Беатрис снова улыбнулась. А потом указала на бинты и, сопровождая французские слова жестами, попыталась объяснить, что она вытащила пулю и, как могла, подлечила Франца, но что теперь, после его «подвигов», придется менять бинты.