– Происходящее в городе и за его пределами говорит нам о наличии нескольких разных центров принятия решений и нескольких разных стилей управления. Несоответствие масштабов и несопоставимой успешности этих проектов говорят нам о несогласованности деятельности управленцев, ведущих проекты. И о возможной их неприязни друг другу, если не о скрытой враждебности, ведь кто-то из них явно портит игру остальным. Но остальные это терпят, не выплёскивая неприязнь наружу. Причины их терпеливости в данном случае вторичны. Первично как раз то, что имеющееся положение вещей раздражает кого-то из них. Но мы же помним, что всё же тут было уравновешено, так? Для нарушения равновесия нужен внешний фактор. И вот он появляется – «Усмешка Смерти» возвращается из страны Невернись, из Ущелья Скорби. Отряд наш мал. Но слухами нам, прямо уже тут, создана и умело, да ловко состряпана грандиозная легенда. Достаточная, чтобы обратить на нас всеобщее внимание и колыхнуть равновесную чашу весов. Не важно в какую сторону. Неважно даже, что мы, конкретно мы, сделаем и как среагируем. Важно было отвернуть всем глаза на нас. И вот нас злят броском копья в немощного старика, встают у нас на пути, провоцируя на бой. Дальнейшее уже не важно. Равновесие нарушено. Движуха началась. Чьи-то ошибки стали видны. Кто-то поплатится и потеряет часть влияния и возможностей, кто-то возвысится. Обычная подковёрная грызня крыс вокруг престола. Люди не меняются. Хоть вокруг престола Императора, хоть в Зале Совета нового порядка. Везде интриги, подлость, двуличие. Мне просто было любопытно понять расклад в этой игре. И я выяснил.
– И?.. – приплясывает от нетерпения Чижик.
– Нам ведь не нужен потенциально мёртвый работодатель? Я ведь не ищу разовой работы и гвоздей в крышку собственного гроба. Помнишь, мы же ищем того, кто высоко взлетит? И вот я нахожу того, кому в этом городе так же тесно, как Кочарышу в рубашке Побега. И вот я озвучиваю ему условия нашего найма, он мне свои условия. С тем и разошлись, довольные друг другом.
– Гля-а-а! – выдыхает Чижик. – Что ж так сложно всё!
– Просто у позолоченных петухов и недоумков, – качает головой Дудочник, – потому их и зароют в яму в позолоченных и изукрашенных гробах.
– Может, они к твоему приходу позолотой украсились? – чешет затылок Пизань. – Ты же тут на каждом углу кричал, требуя золота!
– Все сразу позолотились, нанесли золото сразу на все комплекты брони! – усмехается Чижик. – Стол накрыть богато, вина выставить – согласен. Но броня быстро не делается! Завтра ты пойдёшь к оружейникам Гильдии. Пусть они и тебе мозг сломают!
– А причём тут позолота? – искренне недоумевает Кочарыш.
Все смотрят на него. А я на них. Братва вообще на наших «планёрных совещаниях» предпочитает помалкивать, пока не спросят. Слово – не их конёк. Потому поясняю для «прилипал»:
– Ребята, не надо в мои Вещи какашки бросать! – качаю головой я. – Для них золото – чуть большее смысловое явление, чем для вас. И нет тут их вины. Они золота, не в виде монет, и не видели никогда. Для них золото – смысл всего и всегда. До них дойдёт, со временем, и то зло, что оно тащит на себе.
– Сам и нагадил мне на голову, – ворчит Кочарыш. – Это что я не догнал?
– Золото – самый бесполезный металл из всех возможных, – вздохнув, поясняю я, – мягкий, тяжёлый, не обладающий ни прочностью, ни твёрдостью. Вся его сомнительная ценность – долговечность и красота. Только как красивость и средство накопления.
– Ну?! – вскидывается Кочарыш.
– В доспехе? – удивляюсь я – Прочном, лёгком, удобном?
– А-а! – восклицает Кочарыш. – Так, красиво же!
– Красив доспех из рубиновой стали! – отмахивается Чижик. – И оружие из Изумрудной! Даже шлемы из сплава Светила, что мы добыли в Башне Скорби, красивее, если их начистить и натереть мелким песком. А это всё – позолоченные перья будущих Бродяг!
– Ой-ой! Какие мы! Ты хоть раз неделю подряд не жрал? – вскакивает Кочарыш.
– Не жрал! На днях! Вместе с тобой! – вскакивает Чижик.
– Эй! Горячие финские парни! Сядьте! – тихо осаживаю я их. – Кочарыш, согласись, что первому советнику, ну, центровому, голод уже давно-давно не грозит. Согласен? А потому блеск золотой в его глазах говорит не о нужде, как у тебя, а о его неуёмной, пусть и скрываемой алчности. Новый порядок же декларирует, буквально кричит на каждом углу о стремлении к скромности и презрении к роскоши, если не об откровенном аскетизме. Это если не вспоминать о его бабской напомаженности. И его перстни с крупными самоцветами. Артефактные, защитные. Вон, у музыканта нашего стальные. И сталь много лучше держит заклятия, чем золото. Но золото же красивше. Тем паче брюлик блестящий. Красиво же! Дорого! Кичливо. Да?
Отводят глаза.
– А ведь у него уже и так всё есть, – продолжаю я, – а он хочет ещё! И ещё! Да побыстрее! И вот тебе и источник ошибок. Имеющихся или будущих. И его будущей гибели. Потому Дудочник, которому с его железного столба виднее, и сказал про позолоченный гроб.
– Всё это ваши заумные высеры! – отмахнулся Кочарыш и сел, пригорюнившись. – Вонючий выдох задницы!