По ту сторону жизни, по ту сторону света

Но обстоятельства эти стеклись крайне удачно. Мутант решил не заморачиваться с разрыванием еды на куски, возможно опасаясь, что непроглоченные куски утонут так глубоко и безнадёжно, что он их не найдёт. А может просто жадность? Но тех, кто трепыхался в воде, тварь просто заглатывала. Большей частью. Только конечности отлетали.

А я тонул компактно. Скукожился, надеясь, что тварь меня не заметит и я проскочу. А там придумаю способ, как дышать под водой и как выбираться из болота. И потому проглочен я был с полным комплектом частей тела и даже с саблей, прижатой к груди. Чем я, маньяк и садист, сразу же и воспользовался. Даже не дождавшись, чтобы тварь сама соизволила бы меня вынести на поверхность. Потому как действовал я не исходя из подсказок разума, а управляемый безумием ужаса. Сабля легко пронзила мягкое, как сырое мясо омара, тело твари, но вот резала эту плоть она крайне неохотно. Я давил, пилил тело твари саблей, как пилой, изо всех сил, расширяя сквозной разрез, сосредоточённо противостоя конвульсиям мутанта, терпя, что сам себя режу об оружие ранее проглоченных моих соратников, братьев по несчастью. Терпя жгучую боль, что жгла мои раны желудочными соками мутанта. Эта же смесь кислот стремительно затупляла мою саблю. И Штыка – нет, не дотянуться уже!

И только когда боль стала невыносимой, я, наконец, понял, что мне звездец! Что всё! Отбегался, отмучился. И подвиг свой так и не совершил. И молодая так и не узнает…

И только тогда, когда паника, за ненадобностью, кончилась (всё уже, каюк, однозначно!), я и сообразил использовать магию. Я же – маг, ёпти! Вспомнил тот способ боя, что уже выручил меня один раз в бою с превосходящими силами тварей, но в другом болоте.

Тело твари вокруг меня лопнуло. Болотная вода сразу же потушила полыхание боли ран.

Но я тонул. Вместе с верхней половиной головогруди твари и её бесконечным гибким хвостом. Порвало мутанта.

Но я уже протрезвел. Как-то купание в болоте и в кислотной среде желудка неведомой твари способствует, знаете ли. И паническое отчаяние меня уже оставило, добившись своего, моей полной и гарантированной гибели. Теперь я соображал уже трезво и расчётливо. Потому жидкая грязь ниже меня смерзается, вмораживая в себя и головогрудь твари, что тонула чуть быстрее меня. И эта ледяная лифтовая платформа выносит меня на поверхность.

– Что, народ, приуныли? – реву я, выныривая из болота на льдине, со спецэффектами всплывающего атомного подводного крейсера. – Грузись на борт! Лежачих и сидячих мест, конечно, уже не осталось. Только стоячие и висячие. Смелее! «Водяной» ваш выслушал мои доводы очень внимательно и обещал больше не безобразничать. Да сколько вас просить?! Живее! «Водяному и болотному» не терпится пасть на колени перед нашей владычицей, во всём покаяться и смиренно ждать её милости!

Так на самоходной льдине и проплыли до самой незыблемой тверди. Правда, потом употели эту бронированную тушу земноводного монстра в город тащить! Маг я очень особенный. Порвать мутанта могу, льдину сморозить могу. А телекинезом тащить мутанта не могу. Тяжёлый он. Но зато какой фурор вызвало наше появление с этой тушей. Меня аж всего возлюбили. Прямо всего и полностью. И всего вылизали прямо такого, какой я был. Фу!

А саблю жалко. Разъело её кислотой. Точить её – только портить. Она же не совсем металлическая была. Броня-то, хрен с ней, вон какие космы у меня отросли, есть чем чинить и наращивать изъеденные слои композита, а вот саблю? Или так же? Вживить в себя, а потом отпочковать? Зримо представил, как меня изнутри пронзает моя же сабля и как лобзик пилит меня, как я пилил болотную тварь. Передёрнуло. От озноба по спине.

А раны на теле уже зажили. Лишь шрамы кислотные остались. Но не особо заметные. На фоне остальных шрамов.

Трубы за окном ещё звенели, когда загремели запоры моего КПЗ и вошёл двурожий Рол.

– А, дружище! – махнул я ему рукой из демонстративно расслабленной позы, что принял, заслышав шаги, утаиваемые толстыми стенами. – Что-то ты не спешил! Ни увидеть своего боевого соратника, ни восстанавливать справедливость. Проходи, что стоишь, мнёшься, как девочка-целочка на первом приёме педофила? Чувствуй себя как дома. Не трону.

– Не тронешь, – кивнул Рол, проходя.

Из ниоткуда появился складной стул, палач сел, в руках его появилась толстый гроссбух, который он принялся сосредоточённо листать.

– Как видите, мистер Андерсен, мы за вами давненько наблюдаем, – цитирую я агента Смита, – будем запугивать вас гестаповской липой.

– Всё шутишь? – горестно качает головой палач.