По ту сторону жизни, по ту сторону света

И да! И это тоже очередная Игра. Ну, скучно мне! Мир, щука, большой! И время в нём тянется со скоростью неспешного пешехода. Мне чем-то надо занять свою голову? Не всё же время мне сидеть в «режиме зрителя за собственной жизнью»? Так ведь недолго и привыкнуть, совсем шизиком стать можно.

А если мне не занимать голову любой забавной мелочью, то меня опять будет накрывать извечными философскими русскими вопросами: что делать? Кто виноват? Почему именно я? Кому в Мире жить хорошо, и как у него всё это «хорошее» стырить так, чтобы тебе за это ничего не было? Чем и за чей счёт напиться так, чтобы сегодня было хорошо, а завтра тебе не подыхать с перепоя? И все ли бабы – щуки, или только мне так не везёт? Ах, да, что такое, собственно, «не везёт», и как с этим бороться? И все ли люди мрази, или только вокруг меня повышена концентрация этой гадости? Как известно, подобное тянется к подобному. И кто тогда я? Во всём этом дерьме по уши! Я вам расскажу, кто вокруг меня, а ты мне скажешь, кто тогда я? А ты мне расскажи, кто вокруг тебя, и я тебе скажу, кто ты! И так ли страшен демон во мне, как я его себе рисую? И сам этот вопрос соблазн ли он тёмной стороны, уловка ли Отца Лжи? Чтобы я всмотрелся в Бездну? А Бездна всмотрелась в меня проглотила мою душу.

Ну, так вот, Кочарыш строит народ. Чижик опять отступил «в тень». Улыбаюсь, имеется повод замутить новую игру. Нет, мажорчик, ты от судьбы не убежишь! От неё бегать ещё глупее, чем от снайпера – и устанешь, и умрёшь уставшим, да разочарованным. А уж я прослежу, чтобы ты встал в колею. Будешь ты, Чижик, локомотивом на пердячем паре. Куда ты с рельсовой колеи денешься, стеснительный ты наш?!

– Живее, народ! – кричу я, – А то не успеем унести задницы от наших сменщиков!

Ага! Ажиотаж! Потому протягиваю руку в сторону Ущелья, говорю:

– Учитесь! Вот это – походная колонна! Как копьём выровнены ряды!

Нежить и правда идёт красиво. Почти как те тощие дроиды в «Звёздных войнах». Синхронно, как отражения в осколках зеркала.

– Так что делать с этим? – кричит Побег, пиная тело убитого Чижиком соратника.

– Мёртвое – мёртвым, – пожимаю я плечами, – живым – живое.

– Не по-людски, прямо! – ворчит Дудочник. – Как просто бросили. Всё же не собака бродячая!

– А что он всё время тут валялся – ничего? – спрашиваю.

– Так, – пожал плечами Кочарыш, – тебя ждали. Чтобы решил. Кому – что, за что да – чем?

Ухмыляюсь. Вон ведь как моя Вещь стала выражаться. Весь в меня!

– Надо бы хоть как-то… – разводит руками бродячий музыкант.

Тень скидывает со спины тощий заплечный ранец и протягивает Дудочнику мешок из грубой материи. И тут же все опять забыли про тело павшего.

– А ещё есть? – налетевший Кочарыш сбил бы Тень с ног, не будь он Тенью. И выхватив все три мешка из опустевшего ранца, братва попрыгала обратно в зев провала в подземелья.

– Живее! – рявкнул Чижик. – Вы, двое каменноголовых! Ко мне! Вот этому свистуну помогайте! Падаль в мешок грузить!

Упс! Сворачиваю сценарии игры по Чижику-локомотиву. Не самоустранился он. С меня самого берёт пример. Рутиной «офицер» не занимается. Для этого «сержант» есть! Но «сержант» Кочарыш со своими «младшими сержантами» и «ефрейторами» – в подполье, потому Чижик орёт как резаный, каждые десять секунд сверяясь с колонной Бродяг на дороге, как с часами, выгоняя народ из руин крепости, строя их на дороге, ведущей вниз, в долину, контролируя равномерное распределение награбленного «лута» по спинам коней и людей.

Кочерыш с Братвой последними выбежали из провала бывших ворот крепости, волоча позвякивающие мешки с выпирающими из них пластинами доспехов.

Чижик смотрит на меня.

– На караул! – говорю я. – Поприветствуем хозяев этой земли.

Выстроились, снизу-вверх смотрим, как на остатках стен выстраиваются костяная стража, бликуя на Светиле доспехом и остро заточенными копейными лезвиями. Когда из провала ворот вышла делегация парламентёров, ряды моих охламонов дрогнули.

– Держать строй! – рявкнул я, чуть опередив и Чижика, и Кочарыша.

Ещё бы не дрогнули! Впереди шёл костяной рыцарь в тяжёлой броне, в глубоком шлеме, с длиннющим двуручным мечом в одной лапе, в глубине смотровых щелей его шлема греческого гоплита тлели почти фиолетовым огнём угольки злобы нежити, смрад силы мёртвых окружал его и тянулся за его плечами дымчатым плащом. А за ним костяные гоплиты с короткими тяжёлыми копьями.

Не дойдя до нас полсотни метров, костяной рыцарь вскинул в небо свой меч, потом склонил голову в шлеме. И чуть отошёл в сторону.

Шеренга щитов синхронно, как автоматические двери супермаркета, разошлась, пропуская к нам двух Бродяг, волокущих мешок. Бродяг мы узнали. Бывшие узники подземной клетки этой крепости. Вынеся мешок из рядов, Бродяги оставили его, синхронно, как олимпийские чемпионки по синхронному плаванию, развернулись и втянулись в разрыв строя, который сомкнулся за ними. И мёртвые пошли обратно в том же порядке, не поворачивая к нам спин. И откатывались с той же скоростью, с какой шли сюда. Будто включили обратную перемотку.