По ту сторону жизни

— Вот, и ты мне не веришь, — сказал Кузьма разочарованно. — Ну, допустим, «сознаюсь» я, что полковник, и что с того? Они начнут из меня что-то выпытывать. А что я им скажу? Я же ничегошеньки не знаю.

— Тогда и я не знаю, какой совет дать, — пожал плечами санитар. — Одно могу сказать, что не избежать вам страшных пыток и ужасной смерти. Теперь вас беречь не будут, это я точно знаю.

— А ты вот что, — Кузьма посмотрел на него с надеждой. — Помоги мне пыток избежать! Дай какой-нибудь отравы.

— Что вы, рад бы, да не могу, — санитар побледнел и глянул на дверь. — У нас, кроме йода и зелёнки, больше никаких медикаментов нет.

— Нет? А почему так? — усомнился Кузьма.

— Так мы только называемся госпиталем для раненых военнопленных, а на деле так себе, тьфу. Вон других — французов, поляков — в другом месте лечат и относятся к ним не так, как к нам, русским.

— А ты не знаешь, почему?

— Знаю, — пожал плечами санитар. — Просто правительство СССР когда-то не подписало Женевскую конвенцию, а теперь… Русских военнопленных за людей не считают! Нас с евреями и цыганами фрицы в один ряд ставят.

— Значит, скоро за меня возьмутся, — предположил Кузьма. — Встать на ноги, наверное, уж точно не дадут.

— От них всё ожидать можно, — согласился, кивая, санитар. — Мы все в их власти, а они господа и всему вершители. То, что немцы вытворяют здесь, наверное, пострашнее будет подземного ада…

* * *

Малов много слышал страшных историй о чудовищных пытках в гестапо, но то, что он сам испытал, превзошло все его представления. Его мучили и избивали, несмотря на тяжёлые ранения, задавая лишь два вопроса: «Ты полковник или рядовой? Ты Васильев или Малов?». И он, получал передышку, лишь потеряв сознание.

Как только Кузьма приходил в себя, мучители снова брались за дело. Его тело уже теряло чувствительность к боли, и он мечтал лишь умереть, чтобы избавиться от страданий. Кузьма не мог понять, какая немцам разница, рядовой он или полковник, ведь всё равно он должен будет умереть.

Очередной раз придя в сознание, он увидел, как его палачи готовятся к новой пытке. Его истерзанное тело было пристёгнуто к кровати широкими ремнями, и Кузьма понял, что истязание будет крайне изощренным.

«Всё, это конец, — подумал он с тоскою. — Пытка обещает быть чудовищной, и я… Хорошо, если я умру, не выдержав. А может быть, поступить по-другому?»

Кузьма открыл глаза и глубоко вздохнул:

— Скажите штурмбаннфюреру, что я полковник Васильев.

Его мучители переглянулись, перекинулись парой фраз на немецком и прекратили приготовления. «Передышка будет недолгой, — подумал Кузьма, снова закрывая глаза. — Я уже на грани… я уже сломлен. Назвавшись полковником, я не прекратил истязаний над собой, а только отсрочил их…»

Штурмбаннфюрер вошёл в палату так быстро, словно всё это время дожидался за дверью. Он сразу же уселся у изголовья кровати Малова и, довольно потирая руки, спросил:

— Ну что, вы готовы отвечать на мои вопросы, полковник?

— Спрашивайте, — прошептал Кузьма. — Только… только я ничего не помню.

— Хорошо, будем вспоминать вместе, — улыбнулся многообещающе штурмбаннфюрер. — Начнём с вопроса о вашей должности в рядах второй ударной армии?

— Связист, кажется, — ответил Кузьма.

— Номер вашего подразделения?

— Не помню…

— Как попали в плен?

— Не помню…

— А что вы помните вообще?

Штурмбаннфюрер явно нервничал, задавая этот вопрос.

— Помню бой, радиста с собой рядом помню. Он что-то передавал командованию.

— Что передавал? — оживился штурмбаннфюрер.

— Не помню, — ответил Кузьма.

— Больше ничего? — хмыкнул Дресс.

— Ну почему же, — прищурился Кузьма. — Я помню наступающие танки, бой… Два танка я лично забросал связками гранат и… Больше ничего не помню!

— А грузовик? — подсказал вкрадчиво штурмбаннфюрер.

— Кто взорвал грузовик, я не знаю, — возразил Кузьма. — Если думаете на меня, то возражать не буду. А если честно, то я не помню.

— Хорошо, — сказал Дресс, вставая. — А сейчас с твоими мозгами всё в порядке?

— Не могу поручиться, — ответил Кузьма, почувствовав подвох в его вопросе.

— Тебе сутки на то, чтобы всё вспомнить, — сказал раздражённо штурмбаннфюрер, направляясь к двери. — Ровно через сутки я прикажу повесить тебя на крюк за рёбра, или посажу на кол задницей. Заметь, в давние времена эту казнь часто использовали… но не у нас в Германии, а у вас на Руси!

8

Английская авиация время от времени подвергала город Росток массированным бомбардировкам. Особое внимание для бомбовых ударов уделялось промышленным зонам, в которые входили заводы Хейнкеля, морская верфь «Нептун», в которой строили подводные лодки. Доставалось от бомбёжки и сосредоточенным в порту судам. Особенно тяжёлыми были бомбардировки зажигательными бомбами, целью которых были не только оборонные предприятия, но и центр города.

Во время налётов ВВС Великобритании дон Диего без всякого страха лежал в своей каюте на кровати и равнодушно слушал гулкие взрывы бомб, лающие голоса зениток, наплывающее гудение авиационных моторов. С затаенным злорадством он наблюдал за Быстрицким, который проводил все бомбежки в его компании.