По ту сторону жизни

— Мне тоже было не по себе, — признался вдруг Дмитрий. — Я наблюдал за экспериментом со стороны, и… Если бы вы не опередили меня, Азат Гумарович, то я бы вместо вас удивил господина Мартина своим непредвиденным падением.

— Ну вот, — похлопал в ладоши Боммер, — вы будто не врачи, а барышни кисейные… Не заставляйте меня объяснять вам, что такое жизнь и что такое смерть! Война даёт нам уникальные возможности для любых открытий, для продвижения медицины, для великих работ! Не считайте военнопленных равными себе! Попадись вы им в более выгодных для них условиях, то…

— Не надо, не продолжай, — поморщился Дмитрий. — Я соглашусь на любую работу, только не участвовать в этих жутких экспериментах!

— Да-а-а, не ожидал я от тебя такой просьбы, юноша, — усмехнулся Боммер. — Хорошо, я подумаю, как использовать тебя по назначению… А сейчас оставь нас с Рахимом наедине.

Шмелёв поспешно вышел из комнаты, а Мартин небрежным движением ткнул Мавлюдова в плечо:

— Если ты не прекратишь падать в обморок, дружище, я посажу тебя на часок в барокамеру! Ты не должен выглядеть слабым ничтожеством перед остальными сотрудниками! И это моё условие, понял?

Азат выслушал Боммера с закрытыми глазами. А когда Мартин замолчал, он открыл глаза, и…

— Но почему ты так со мной? — спросил он дрожащим голосом. — Почему ты упорно заставляешь меня принимать участие в том, в чём я не желаю участвовать?

— Ты действительно хочешь это знать? — с нескрываемым сарказмом полюбопытствовал Мартин. — Ну хорошо, давай подискутируем на эту тему…

Он прошёлся взад-вперёд по комнате, выглянул в окно, выглянул за дверь, после чего вернулся к кровати и сел на стул, уложив ногу на ногу.

— Ты должен вести себя здесь, как все, Рахим, — сказал он серьёзно. — Раз мы уже в одной упряжке, значит, должны в ней следовать до конца!

— Но я не хочу принимать участия в опытах над людьми! — захныкал Азат. — Я не хочу…

— Закрой пасть, тупица! — не выдержав, воскликнул Боммер. — Ты не в той ситуации, когда можно выбирать, что тебе охота, а чего нет! А разве ты не занимался опытами над людьми в своей даче, в питерском лесу?

— Я тебе уже говорил, что там я занимался только безвредным переливанием крови, — поёжился Азат. — Это была просто фикция, пыль в глаза стоящим у власти простофилям! Лечил я настойками и, чтобы не было вопросов, всё маскировал якобы эффектом от переливания крови!

— Всё? Ты высказался, шарлатан чёртов? — наморщил лоб Мартин.

— Всё, — кивнул Азат.

— Ладно, я не буду напоминать тебе об умерших женщинах в подвале, — продолжил давить Мартин. — Я не буду напоминать о наших встречах в Ленинграде, о наших разговорах… Сейчас, в Ленинграде, все от голода пухнут и дохнут сотнями, а ты… Ты живёшь как у Христа за пазухой! И что самое удивительное, пути у тебя обратно нет! Живи и радуйся, «товарищ Рахим»… Не всем так везёт, как тебе в этой гнусной и подлой жизни!

У Азата на глазах навернулись слёзы.

— Я помню тебя другим, Мартин, — сказал он, едва сдерживая рвущиеся наружу рыдания. — Там, в Верхнеудинске… Ты же помнишь?

— Помню, не сомневайся, — буркнул угрюмо Боммер. — Но тогда время другое было… А сейчас мы оба рабы обстоятельств, и от этого никуда не деться… Кто победит в этой войне, мы не знаем, но когда-нибудь она закончится. А пока война открывает для нас неисчерпаемые возможности. Давай, соберись и не зли меня. Работая для медицины Германии, мы не забудем и про себя! Втайне от всех, параллельно от основной, мы будем делать ещё свою работу.

— С моими настойками? — насторожился Азат.

— С нашими, — уточнил Боммер и добавил: — С ними я уже давно работаю…

13