По тундре, по железной дороге: и вновь звучат блатные песни!

«Мимо нашего посёлка гнали этап, один заключённый всё время хромал и отставал. Конвоир его подгонял прикладом. Заключённый сказал: “Не толкай меня, я Берлин брал”, и когда его ещё раз толкнули, он обернулся, выхватил винтовку из рук конвоира и проломил ему череп прикладом. Потом он захватил две запасные обоймы и побежал в сопку. Здесь бывший фронтовик принял свой последний бой. Когда его взяли, он уже умирал от нескольких ранений, рассказывал один боец, участвовавший в операции, но был “такой злой”, что зубами вырывал вату из телогрейки, затыкал раны и стрелял до последнего дыхания… Это был бессмысленный акт, никуда он от опергруппы с собаками уйти не мог, тем более хромой от старой фронтовой раны, но у человека было сознание солдатской чести, он не позволил себя оскорблять и умер в неравном бою как мужчина и личность».

Изменялась психология и «бытовиков», и «контриков». Получая от 15 до 25 лет срока, многие из них начинали воспринимать любого представителя лагерной системы как лютого врага, для борьбы против которого хороши все средства. В качестве иллюстрации приведём уже упоминавшийся в одной из глав неудачный побег Анатолия Жигулина из колымского лагеря. Помните, мы рассказывали о жестокости лагерной охраны и конвоя по отношению к побегушникам и приводили случай с Жигулиным, которого не добили лишь потому, что, посчитав за мертвеца, уже затащили в зону? Однако мы не коснулись главного: плана побега и дальнейших действий беглецов на воле. Между тем в рамках нашего очерка это чрезвычайно важно.

Но сначала — несколько слов об Анатолии Жигулине. Вот уж кто по праву мог считаться стопроцентным «контриком»! В 1947 году семнадцатилетний комсомолец Толя Жигулин в послевоенном Воронеже вместе с несколькими одноклассниками создаёт подпольную «Коммунистическую партию молодёжи», цель которой состояла в глубоком и детальном постижении марксистско-ленинского учения, распространение «подлинного марксизма» в массах и возврат Советского государства к «ленинским принципам», которые, по мнению ребят, были извращены в сталинское время. Также, по признанию Жигулина, «в Программе КПМ содержался секретный пункт о возможности насильственного смещения И. В. Сталина и его окружения с занимаемых постов». Вскоре организация разрослась до примерно 60 человек.

Осенью 1949 года половина из них — в том числе Жигулин — была арестована. А 24 июня 1950 года Анатолий Жигулин был осуждён по 58-й статье к десяти годам лишения свободы (достаточно гуманно по тем временам, учитывая, что с января 1950 года в стране снова стала действовать смертная казнь и заговорщики легко могли «попасть под раздачу»). Сначала юный ленинец отбывал наказание в Иркутской области (Тайшет), затем его направили на Колыму за попытку побега. Но и на Колыме молодой зэк не угомонился. И вот тут начинается самое интересное.

Дело в том, что с Колымы бежать было практически невозможно. Несмотря на то что Колыма — не остров, а материковая часть суши, её не случайно называли «планетой», подчёркивая изолированность и труднодоступность. Доставляли сюда зэков, сотрудников, оборудование, еду исключительно морским путём через бурное Охотское море — сначала из Владивостока и порта Находка, затем из специально построенного порта Ванино. Так же возвращались назад. Иначе — никак: по суше на юго-запад, к Транссибирской магистрали, лежали тысячи километров тайги и болот — как поётся в колымской лагерной песне, «где нет ни жилья, ни селений». На север, к якутам, расстояние тоже огромное, к тому же там тундра, открытые пространства на те же тысячи километров. Если из воркутинских лагерей бежали через тундру в «золотую тайгу», то в Якутию — из тайги в тундру. И что в той тундре ловить? Скорее, тебя поймают охотники за «головками».

И всё же зэки из колымских лагерей бежали! Но «колымский побег» был особого рода. Вот что пишет Жигулин:

«Добраться до материка было нельзя. Но бежать и жить в глухой тайге охотой и разбоем было можно. Вертолётов тогда ещё не было. Но для жизни в тайге надо было бежать с захватом оружия — винтовок или автоматов».

Такой побег задумал и Жигулин с подельниками. Вернее, план выработал опытный вор Иван Жук, остальные примкнули. Это случилось после смерти Сталина, когда «ворошиловская амнистия» 1953 года почти не коснулась политзэков. Собственно, многие из них ещё раньше поняли, что ничего хорошего от власти не дождёшься. Массовые побеги с захватом оружия и чётко созревшим намерением не останавливаться перед убийством начались задолго до смерти Сталина, причём участие в них вместе с блатарями принимали и «политики», и «бытовики»:

«Иван рассказал мне о том, что уже давно задумал побег.