По тундре, по железной дороге: и вновь звучат блатные песни!

Особо впечатлительным читателям хочу сказать: достоверность этого чтива вызывает огромные сомнения. Не только из-за добродетельных волков: на протяжении всей книги Сечкина встречается столько несуразностей, несоответствий, нестыковок, что за её документальность ручаться нельзя. Скорее, она похожа на уголовные байки и «романы», где действительные события причудливо переплетаются с самой фантастической, нелепой, несусветной выдумкой и больной фантазией.

«Кто на смерть смотрит прямо, того пулей не взять»

Повторимся: в песне «По тундре» обошлось без «коровы». А могло и не обойтись… Но опасностей и без того хватало. После обзора разнообразных гулаговских ужасов теперь для нас более ясны слова —

Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Опасаясь тревоги, громких криков солдат.

То есть с погоней и солдатами и так предельно ясно, равно как и с вохрой, которая всё-таки настигла беглецов (в иных вариантах солдаты отсутствуют, а беглые зэки опасаются громких криков «Назад!»). А вот насчёт тревоги… Хотя из контекста понятно, что речь идёт о сигнале, а не о душевном состоянии, для тревоги у двух приятелей, как мы выяснили, были и другие поводы. Один из главных — враждебное отношение к побегушникам со стороны окружающего мира, чужого и чуждого. Беглецы заранее были настроены крайне агрессивно по отношению к окрестным обитателям, которые охотились на них, как на пушного зверя, — равно как и к геологам: те тоже чаще всего («как и все советские люди») считали своим долгом сообщить властям о беглых преступниках. Беглецы, разумеется, с членами экспедиций тоже не церемонились.

Постепенно побеги становились всё более отчаянными и кровавыми. Так, рассказывая о подготовке колымского побега в 1953 году, Анатолий Жигулин пояснял читателям, что для подобного предприятия обязательно необходимо было оружие: «Винтовка предпочтительнее для охоты на зверя, автомат — для защиты от солдат и местных охотников, которые, польстившись на щедрые дары Дальстроя: деньги, оружие, порох, дробь, спирт, продукты, — при случае ловили беглецов».

Именно о таком побеге рассказано в песне «По тундре». Правда, отчаянной парочке зэков удалось раздобыть лишь наган (или наганы: в разных версиях строка об оружии звучит по-разному: «на дуло нагана» или «на дула наганов»). Хотя в ряде вариантов указано, что речь идёт именно об оружии преследователей —

Нас уже не догонит пистолета разряд

или

Нас уже не догонит револьверный заряд, —

всё же и сочинители, и многочисленные исполнители песни отдавали себе отчёт, что вохровцы, которые гнались за своими жертвами, уж точно были вооружены солиднее. Потому всё-таки куда больше других вариантов:

Вохра нас окружила, карабины нам в лица…

Вохра нас окружила, слышен хруст под ногою.
Винторезы наставив, «Руки в гору!» — кричит.

Лай овчарок всё ближе, автоматы стучат…

А то, что и побегушники уж точно имели на руках «стволы», следует хотя бы из указания, что «окруженье пробито» — именно «пробито», то есть без боя не обошлось.

И вот теперь мы переходим к обзору «боестолкновений» между беглецами и их преследователями.

Довоенный ГУЛАГ вооружённых побегов практически не знал. Опять-таки и из этого правила существовали отдельные исключения. Об одном из них рассказал Олег Волков в мемуарах «Погружение во тьму». Эпизод относится к 1928 году, место действия — Кемский пересыльный пункт:

«Как-то ночью после отбоя раздалась стрельба. С вышек беспорядочно палили. У одной из них сбежавшиеся стрелки разглядывали зарезанного часового. Как ухитрился чеченец проползти под проволокой? Кошкой подобраться к караульному, спустившемуся с вышки поразмять ноги или за нуждой, и вонзить в него самодельную железку — так, что тот рта не успел раскрыть? Ведь было светло, как днём.

Со смельчаком ушли ещё двое. Беглецов заметили, когда они уже порядочно удалились от зоны. Стреляли по ним безуспешно; прячась за камни, перебегая, ползя юрко и стремительно, они достигли опушки леса. Преследовать их не рискнули — чеченцы прихватили винтовку и подсумок убитого.

Тело лежало под вышкой, в нескольких шагах от зоны. Вокруг грудились люди: зэки по одну сторону проволоки, обескураженные “попки” — по другую. У заключённых в то утро был более бодрый вид. Зато охрана — в отместку — не знала удержу…»