Она продолжает улыбаться, когда он прижимает её к своей груди, и на пару минут им удаётся заснуть.
***
Бен считает номер довольно неплохим: большие окна с видом на угасший в лучах солнца Бостон, транспортный поток и облачную пелену. К нему приходит ощущение, что где-то там течёт своя жизнь, и быть частью её он совсем не обязан, ведь он здесь. С ней.
Он наблюдает за игрой уличных фонарей за рекой и слышит её голос.
— На каком языке эта книга?
Бен думал, что она спит. Он не видит её лица, оттого что Рей положила голову ему на грудь, и продолжает рисовать узоры на её бедре кончиками пальцев.
— Какая книга?
— Та, что читаешь. С окаменелым динозавром на обложке.
Ах эта.
— На голландском.
Она хмыкает, лёжа на его груди, словно ожидая ответа, и Бен чувствует кожей её отклик.
— Трудно его учить?
Он вдыхает её восхитительный, потрясающий запах и пытается вспомнить.
— Даже не знаю. Мне кажется, я всегда его знал.
— Наверное, странно, разговаривать с детства на двух языках?
Он качает головой.
— Да не сказал бы. Помню, что думал в основном на голландском, пока мы не вернулись сюда.
— М-м. Сколько тебе было?
Бен никогда не задумывался об этом.
— Вроде бы девять.
— Ты говорил на нём со своими родителями? — Судя по её голосу, она улыбается.
— Не особо. — Он медлит, прежде чем ответить. — У нас были… помощницы по хозяйству, иностранки. Довольно много.
Рей приподнимается, чтобы взглянуть на него, и облокачивается руками на его грудь, положив подбородок на тыльную сторону ладони. Она всегда так красива, безумно красива, и ему никак не удаётся понять, почему она всегда такая прекрасная. Обнажённая, в мягком тёплом свете, она смотрит на него так, словно понимает его. Её волосы распущены, кожа до сих пор разгорячённая, а под ключицами алеет след, которым он её пометил. И теперь она…
Он умрёт за неё — да ради этих блаженных минут наедине с Рей он сам бы убил кого угодно.
— Единственное, что я могу сказать по-голландски, это «Ik hou van jou».— Произношение Рей оставляет желать лучшего, оттого Бен долго не может понять, что она говорит. Но потом до него доходит сказанное, и его сердце пропускает удар. — У моей соседки по комнате был плакат с надписью «Я люблю тебя» на всех языках, — объясняет Рей. — И он висел прямо напротив моей кровати. Каждое утро, проснувшись, я видела его первым.
Мой бог! Какая же у неё улыбка!
— И к концу четвёртого курса ты знала эту фразу на всех языках?
— К концу первого. На втором курсе она вступила в фемскую секту, и мы перестали общаться. И слава богу. Нам с Элли пришлось расстаться, потому что у неё была ужасная привычка приходить домой в три часа ночи вдрызг пьяной и сжирать все мои запасы тарталеток «Reese’s».
Бен фыркает от смеха.
— Не могу поверить, что ты не прибила её.
— Я тоже. Я была молодой дурёхой. Но всё-таки отомстила ей, засунув сливочный сыр ей в дезодорант.
Тишину комнаты пронзает вибрация телефона, скользящего по твёрдой поверхности, и не унимается в течение нескольких секунд.
— Думаю, это твой. Ответишь? — Рей пытается отстраниться, но Бен не в состоянии её отпустить. Он просто не может это сделать, поэтому кладёт руку ей на поясницу и прижимает к себе крепче. — Вдруг что-то важное?
— Нет.
Рей заливается румянцем — весьма запоздалая реакция — но это зрелище настолько прекрасное, что он мог бы смотреть на неё вечно, если бы его оставили, наконец, в покое. Возможно, так и случится.
Она опускает взгляд и на мгновение утыкается носом ему в грудь, а затем снова смотрит на него.
— Если вдуматься, это довольно глупо.
— Глупо?
— Говорить «Я люблю тебя» на разных языках, кому это надо? На своём бы умудриться. — Она поправляет ему волосы. — Иное дело — «Где здесь туалет?».
— Угу, — соглашается он. Её прикосновения мягкие и успокаивающие. — Waar is de wc.— Рей лишь пару раз моргает, и он продолжает. — Что означает: «Где здесь туалет?».
— Ну да. Я так и подумала. Просто… твой голос, когда ты говоришь… — Она замолкает и откашливается. — Короче, такой плакат был бы очень даже полезным.
— Может стоит сделать?
— Точняк. Нахрен академию. Открою свой магаз на Etsy. Даёшь туалетные плакаты! Наживусь. — Бен понятия не имеет, о чём говорит Рей, и ему не впервой. Но оно и к лучшему. Он улыбается, когда она проводит пальцами по его лбу. — Откуда это у тебя?
— Моё лицо?
— Бен! Я про шрам. Над бровью.
— А, это. — Он старается не напрягаться. Оставаться спокойным. — Просто дурацкая драка.
— Драка? — Рей усмехается. — Кто-то из твоих студентов пытался тебя убить?
— Насколько мне известно, нет. Хотя замечаю, как некоторые из них подливают мне в кофе ацетонитрил.
— Не сомневаюсь! — Она кивает. — Тогда с кем ты дрался?
Он не хочет врать, а это проблема. Только не ей. Но это противоречит тому, чего он делать не хочет — говорить о Люке.
— С моим дядей. Много лет назад.
Улыбка Рей тут же исчезает, и она просто изучает его в течение нескольких ударов сердца. Бен боится, что Рей спросит, и тогда ему придётся рассказать, всё испортив этим. А Рей обязательно спросит.
А может, и нет.