По велению Чингисхана

Не получилось ли так, что мы опасно разбросали свой маленький народ по бескрайним просторам завоеванных нами великих стран? Никогда ранее не знавший особого мира между родами своими, постоянно обуреваемый внутренними противоречиями, завистью и соперничеством, распадающийся то и дело на десятки враждующих кочевий, – сохранит ли единство свое нынешнее? Как долго будут подчиняться нам многочисленные народы, которых мы покорили в скоротечных битвах за какие-то двадцать с небольшим лет, и что этот срок по сравнению с многовековой жизнью самих народов? Только на то, чтобы им опомниться, даже полвека мало – и ну как опомнятся разом?.. И поставил ли ты свой народ на твердую дорогу развития, обретения нового, государственного способа существования – или, наоборот, оставил на пороге окончательного исчезновения, растворения среди других, а затем и неизбежного упадка? Не станет ли вскоре монгольское войско, основа, скелет созданного тобой Ила, попросту очень большой и пока очень хорошо организованной бандой для хорошо организованного грабежа?..

Ответов нет и не может здесь быть… Звезды с холодной отстраненностью мерцают в глубине ночного неба и словно отталкивают его вопросительный взгляд: «Поговорим, когда подымешься к нам…» Может, он оскорбил их вышние силы тем, что задумывается, пребывая весь еще в земных страстях, о том, о чем не должен бы?

Нет, он никогда не чувствовал себя здесь всемогущим, как это казалось со стороны другим. Зато одиночество, некое духовное сиротство были его извечными спутниками, сколько он помнит себя. Вот и сейчас он стоит, как никогда одинокий, под этими холодными звездами, словно заблудившийся путник, и нет ему помощи ниоткуда…

* * *

Смятение, охватившее его душу после ухода Джучи из этого тревожного мира, все никак не могло его покинуть. И раньше он терял близких людей, но каким бы тяжелым не было горе, оно скоро оттеснялось бесконечными и тоже нелегкими заботами, военными и прочими обстоятельствами, требующими срочного разрешения. Теперь же хлопот этих сильно поубавилось, прежде всего потому, что переложены им они на плечи сыновей и новых, молодых и деятельных великих тойонов, да и война с тангутами оказалась не такой уж обременительной. Но и переложены-то были дела эти по крайней тоже необходимости: здоровья совсем не стало, не сразу и скажешь, что сильнее болит в тебе, а особенно донимала, не давала спать старая травма, полученная некогда при падении на каменистую землю с лошади, когда та шарахнулась, испуганная каким-то зверем… О, сколь долгой, оказывается, может быть ночь, когда лежишь, одинокий, не в состоянии забыться хоть ненадолго, и не чаешь уже наступления рассвета… И лезут в голову всякие неожиданные, часто мучительные в своей неразрешимости мысли, которые раньше как-то обходили стороной. Казалось бы, какой смысл заново перебирать всё давно уже прошедшее, завершенное, не подлежащее никакой перемене? Самое же скверное в том состоит, что чем больше копаешься в прошлом своем, тем больше находишь ошибок, промахов и упущений. И только диву даешься, как это сходило тебе с рук…

И все же, наверное, есть какой-то смысл в этом самокопании, поиске собственных ошибок и просчетов – хотя, возможно, он в мнительности стариковской своей слишком преувеличивает многие из них. Главная его нынешняя забота вовсе не о прошлом, и просчеты свои он вспоминает лишь для того, чтобы его сыновья не повторили их в другом времени – в будущем, когда допущенные ранее и вовремя не исправленные ошибки могут возникнуть вновь.

За всяким более или менее добровольным объединением родов, племен и народов стоит подавление каждым из вождей, да и всей племенной верхушкой, своего непомерно раздутого самолюбия, зависти и прочих неблаговидных чувств к другим. Им приходится быть выдержанными в каждом слове, даже в шутках. А это очень трудно, ибо любое неосторожное слово, выражение в адрес соседа может быть воспринято так же, как воспринимает искру китайский порох… Сколько уже таких случаев было при нем, и если бы не его смиряющая власть и авторитет, то многих междоусобиц не миновать бы. А не станет его? Что может вырваться наружу, затаенное годами, даже десятилетиями? Любой некогда сказанный вздор, любая стычка из-за не поделенной миром горсти серебра из добычи может стать причиной межплеменной войны… Ох, лучше не думать об этом!

Но думать приходится. Раздоры, борьба соперничающих группировок, их мелкая грызня способны разрушить даже самую могучую силу. Поэтому все причины, которые могут послужить поводом для обид и серьезных обвинений, должны быть заранее и жестко искоренены: недооценка заслуг человека, пренебрежительное отношение к какому-то роду или племени, всякого вида обделенность… А чтобы этого не случилось, нужна справедливость во всем и, в случае нужды, непредвзятый, выше всяких предпочтений и мнений стоящий суд.