Читаем По велению Чингисхана полностью

Люди, направленные сюда заранее, нашли над озером сочный луг и поставили сурты в круг, образуя изгородь. Из-за безветрия дым костров поднимался прямо, как поставленные стоймя жерди. С южной стороны луг огибала широкая речка. Изгибаясь, она припадала к матушке – озерной воде, оттого луг казался окруженным водой островом. Избыток воды поразил людей, привыкших жить в знойной степи, и они затихли как зачарованные, а если и говорили, то вполголоса. Торжественно-серьезные, собирались они возле белого сурта, ибо еще вчера их предупредили воеводы: «Завтра придем к Великой Матушке, и до тех пор, пока не умилостивим духов ее, не велено шуметь, болтать языками, плевать наземь и ходить по нужде – терпите, не то духи Великой Матушки сочтут вас нечистью и обрекут на лишения…»

Шаман Сортол сидел на коленях перед огнем, и бормотание его было загадочно и невнятно. Вот он кинул в пламя приготовленное заранее жирное угощение, и огонь зашкворчал довольно. Вот шаман бросил туда же пучок конской гривы, и в воздухе запахло паленым. После этого дух огня принял в жертву кумыс и архи.

– Дух озера благожелателен к нам, он посмотрел ласково, и дыхание его полно тепла к нам, – объявил шаман Сортол, подходя к Ожулун. – Судьба благоволит к нам, Хотун-хан…

– Пусть будет так! – Давно не плакала Ожулун, а в этот миг с трудом сдержала слезы. – Идите все, – махнула она людям, и они, все еще храня тишину, разошлись по суртам.

С затаенной лаской глянула Ожулун на своих невесток, явившихся к ней с младшими девочками. Те тоже притихли. Что же можно было ожидать от людей, видевших ранее лишь пересыхающие речушки да озерца? А тут все видели, как нукеры вынули из байхальской воды снасти, в которых бились огромные жирные рыбины. Много вкусной еды будет приготовлено. Глазенки девочек так и поблескивают, как рыбья чешуя на солнце.

– О, как я смогу выдержать тут! – скрипуче начала Хайахсын.

Куда подевалась ее оживленность – ведь ее миром были горы. Она тосковала по родным каменным громадам.

– Привыкнете, – твердо сказала Ожулун. – Нужда ко всему приучит…

– Ставка будет находиться среди воды!

– Для тех, кто находится в страхе за жизнь своих детей, вода надежней всякой крепостной стены, – вспомнила Ожулун слова джасабыла Уйгура. – Со стороны реки не подойдут конные. Здесь, на лугу, с одной стороны матушка – вода байхальская, с другой – устье небольшой речки. А ведь мы собираемся основать ставку на настоящем озере. Уже найден остров…

– Но как же мы туда переместимся?

– На лодках…

– И скот? И лошади – тоже?

– Мужчины свяжут вместе большие бревна.

– Ок-сиэ! Думала, что всего на веку навидалась, да где там… Посмотри, Ожулун! – указала она в сторону озера.

Там вода сливалась с небом. Ярко алел нежный закат. Дух озера начинал дышать, испуская на поверхность водного зеркала легкие клубы тумана…

* * *

Ожулун проснулась рано, но, выйдя из сурта, с радостью обнаружила, что старики опередили ее. Они уже сменили молодых караульных: мальчишки с вечера наелись рыбы и с трудом отстояли ночной дозор. Сегодня торжество – день подношения жертвы, и им нужно выспаться, потому что мяса жертвенного животного должны отведать все.

На видном мысу, что клювом хищной птицы вонзался в озерную воду, старики разожгли костер для приношения жертвы духам Матушки и всей этой благодатной земли. Вокруг костра воткнули срубленные молодые березки, обозначив круг, – сделали чэчир. Старухи навесили на них салама. Привели предназначенного в жертву годовалого быка, которого откармливали наособицу, и заклали его, чтоб сразу освежевать. Ритуалом управлял шаман Сортол. Он всегда вел себя так, будто земная жизнь давно ему не мила. Если Тэп-Тэнгри смотрит людям прямо в глаза огненным взором, как бы устрашая их и подавляя их волю, если Тэп-Тэнгри говорит много и метко и слова его жалят и обжигают, то Сортол немногословен и робок в будние дни. Но в особые дни, подобные сегодняшнему, каждое его слово вдруг приобретает силу и мощь, палящим зноем проникает в каждую пору кожи, достает до костей, до сердца. И они никогда не камлают вкупе. Камлает один, а другой всегда находит повод отлучиться.

С утра ветерок тянул с запада, и дым клонило в сторону матушки. Ожулун повернулась к озеру – благодать!

Все распоряжения шамана Сортола, отданные тихим голосом, старики тут же приводили в исполнение. Сортол, опустившись перед огнем на колено, произносил скороговоркой слова благословения, просил милости, умолял о покровительстве. Потом, по-орлиному вскликнув, бросил терэх– деревянную ложку– высоко вверх. Терэх упал на землю и лег вогнутой стороной к небу. О радость! Народ вздохнул облегченно, как единый организм, разом наполнились воздухом надежды тысячи легких:

– Хорошо… Добрый знак…

Шаман Сортол повернулся к Ожулун.

– Мать наша общая, Хотун-хан! Дух озера, благосклонный к нам, ждет твоего слова!

С двух сторон подошли к ней десятилетние мальчик и девочка и поднесли ритуальные чаши с растопленным маслом и жиром, с кумысом и архи. Ожулун опустилась перед огнем на колени.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза