Темень за окном дезориентировала – Эля думала, что еще глубокая ночь, но часы показывали семь утра. Искать свое дорогое брендовое платье или белье в темноте – слишком утомительно и бесполезно, поэтому Эля вышла из комнаты так, как проснулась, – голой. Ориентироваться в чужой квартире в темноте – та еще сверхспособность, которой Элеонора не обладала. Перебирать руками по стенам, натыкаться на мебель и разбросанную обувь, наступить на кота (и такое было в Элиной практике, увы!), врезаться в дверь или косяк – вот это ее стиль. Пошарив ладонью по стене и не обнаружив выключателя, Эля медленно прошествовала по кухне к шкафчикам и раковине. Холод заставлял ежиться, покрывал кожу неприятными мурашками – хотелось скорее найти воду и опрометью броситься обратно в кровать. События вчерашнего вечера медленно подгружались, хотя пара битых пикселей оставалась всегда. Зато Эля могла точно сказать, что она в квартире парня из бара – Кирилла – и что сняла она его совсем не зря. Ох как не зря! От воспоминаний стало теплее – даже в таком вопросе, как обогрев собственного тела, хороший секс – и воспоминания о нем – работали на ура. Эля потянулась рукой к шкафчику над мойкой – по логике вещей там должны найтись стаканы или на крайний случай кружки, но внезапный голос за спиной заставил ее вздрогнуть и застыть с вытянутой вверх рукой.
– Водички?
«Ага, водички», – хотелось ответить, да только голос был женский. Даже не так – звонко-девичий. А это не сулило ничего хорошего стоящей посреди кухни в семь утра голой Элеоноре. И это она называла Тёмыча «самодостаточным Хьюстоном»? Сама-то чем лучше?
Продолжения не последовало. Эля осторожно выдохнула – оказалось, все это время, пока мысли в голове сбегались и разбегались, но только не думались, она не дышала. То ли за окном резко начало светать, то ли приток адреналина прояснил зрение, но кухня вокруг Эли начала принимать понятные очертания, наполняться оттенками. Ролл-штора на окне глубокого синего цвета (а казалась ведь черной), молочного оттенка ламинат под ногами, темная помада на губах девушки, растянутых в издевательской улыбке.
– Если ты девушка этого… козла, – хрипло произнесла Эля, едва развернувшись лицом к неожиданной собеседнице, – то знай: я понятия не имела о твоем существовании.
Девушка пустила по столу высокий икеевский стакан – у Эли дома такие же, только синие, ни с чем не спутаешь, – подтверждая свое предложение действием. Эля уверенным шагом подошла к столу – ей не в чем себя винить, и разыгрывать сожаление она не стала.
– Там ведь не яд?
– Проверь, – почти без эмоций ответила девушка. На вид – вдвое младше Эли, та самая «молодежь», такую в Элином возрасте уже принято ругать. Угораздило же связаться с этим Кириллом! Водит девушек в квартиру, от которой есть ключи у этой малышки!
Три больших глотка – и жить стало чуточку легче. Вода по утрам непривычно сладка и вкусна, получше любых коктейлей, которыми ее вчера удивляли бартендеры. Эля поставила стакан и оперлась на стол руками. Скорее бы уже все выяснить, оказаться «шлюхой и марамойкой» да одеться. Нет, наготы своей она не стеснялась, просто даже в хорошо отапливаемой кухне ощущался лютый февраль за окном. Не зря в белорусском он действительно «люты».
– Подождем двадцать минут? На случай, если там все-таки яд. Или ты можешь начать меня ненавидеть прямо сейчас, и мы сэкономим время.
– Вообще-то, ты мне даже нравишься! – Девушка откинулась на спинку стула, на котором сидела. Длинные рыжие волосы горели в утренней серости – тот самый натуральный оттенок, который никогда не удается воспроизвести краской. – Правда. Стоишь тут голая, шутки шутишь, брата моего козлом называешь…
– Так он твой брат!
– Это не значит, что у него нет девушки.
Эля переключила внимание на стакан с водой – он ее интересовал гораздо больше, чем статус Кирилла. Она сделала еще несколько глотков, вытерла губы тыльной стороной ладони и громко поставила стакан обратно.
– А это меня никак не касается. Тирады об изменах и морали можешь брату своему адресовать – я просто переспала с симпатичным парнем из бара, не более того.
– Так ты считаешь его симпатичным? – уточнила девушка с явным воодушевлением.
– Я считаю его козлом.
– Про девушку я пошутила, – спохватилась рыжая, пытаясь исправить образ брата в глазах Эли.
– Я свои слова обратно брать не буду, если ты позволишь.
– Мари, – кивнула девушка, ставя Элю в тупик. – Меня зовут Мари.
– Элеонора Александровна, – она пожала протянутую Мари руку. Все это утро медленно превращалось в какой-то фарс. Был у Эли один так называемый пунктик: она ненавидела людей по утрам. Не то чтобы в другое время суток что-то менялось, но по утрам Эля старалась не разговаривать и не сталкиваться ни с кем. А тут вся эта комедия положений из копилки голливудских штампов: случайный парень, голая Эля, младшая сестра и стакан, вода в котором, как назло, закончилась.
– Маруся, ты офигела?