По волчьим следам

Сначала был пир – розовощёкие девицы под боком, скрип лавок, гомон, на столе квас, крынки с молоком, запечённое мясо, которое бояре рвали руками и жадно уплетали, а потом медовый воздух стал спёртым. Духота начала душить Томаша, и он, разорвав рубаху на теле, выпрыгнул в окно. Там его встретил сырой лес. Уже не ноги – лапы побежали по холодной земле. Томаша несло всё дальше от терема, но ему не было легко и свободно, наоборот – неясная тревога скреблась внутри, не давая покоя.

А потом возле ближайшего дерева зло сверкнули глаза Добжи.

– Ты обещ-щал, – рыкнул вожак. – Старш-ший защ-щищ-щает младш-ших, помниш-шь?

Томаша так сильно затрясло в страхе, что он проснулся. Рассветные росчерки едва касались неба. Хорс ещё не начал свой путь. Значит, Томаш успел. Он сможет скрыться и найти Маржану. К слову, неужели попала в беду? Очень хотелось верить, что Добжа во сне – лишь морок, а не предупреждение.

Потянувшись как можно тише, Томаш осмотрелся. Чего бы такого прихватить, чтобы не пришлось воровать или голодать в Хортеце? Взгляд остановился на кафтане с серебристыми пуговицами и чудным шитьём – скорее всего, лучшие молодицы постарались. Вот ведь Горята! Знал, как угодить! Сам кафтан вряд ли пригодится, а вот пуговицы можно взять. Томаш без труда оторвал их и засунул в пасть. Такое добро обеспечит хорошую пищу на пару дней.

Дальше – ещё проще. Прислушавшись и убедившись, что его стража спит спокойно, он отодвинул створки мордой, вдохнул рассветный воздух – какой же он всё-таки свежий и отрезвляющий! – и выпрыгнул. Наверняка не пройдёт и лучины, как в тереме всё встанет на уши, поэтому Томаш бежал, перепрыгивая с одной крыши на другую.

Внюхиваясь, он пытался уловить запах Маржаны, но, если честно, печёное мясо притягивало куда больше. Пришлось одёрнуть себя, мол, очнись, сам станешь куском мёртвого мяса, если не найдёшь и не выручишь девку.

Перед ним распростёрся туманный и сонный Хортец. Повезло – за молочной завесой никто не разглядит волка, да и кому глядеть-то – народ ещё спал. Правда, кое-где виднелись огоньки. Их пламя притягивало так, будто просило: «Загляни за резные створки, посмотри, что тут происходит». Может, за одним из таких окон находилась Маржана? Чутьё кричало: девка совсем рядом.

Запах привёл Томаша к расписным воротам городской мыльни. К ней примыкала маленькая корчма, где до сих пор не стихал гомон. А что, если кто-то из мужиков заманил девку? Могла ведь по глупости пойти, приняв обещание накормить-напоить без особых раздумий.

Томаш поцокал языком, перекатывая во рту пуговицы. Ох, как хотелось их погрызть! Но нет – пришло время выплюнуть и обратиться. В очередной раз он вдарился о землю, стерпел нечеловеческие приступы боли и… Понял, что что-то не так.

Человеческое тело едва двигалось, словно кости срослись по-другому. Томаш вдохнул воздух и тут же поперхнулся. Как?! Как он сразу не понял, что туман был чародейским?! Почему звериное тело не распознало ворожбы?!

Злая сила прижала Томаша к холодной земле. Туман сгустился ещё сильнее и превратился в белёсую тень – зыбкую, мерзкую и устрашающую. Она взглянула на него, трепещущего волчонка, угольными глазами, ехидно усмехнулась и охотно взгрызлась Томашу в горло.

Серебряные пуговицы подобрал кто-то другой – с кривой ухмылкой и обережной бусиной на шее.

X. В охотничьих лапах

хищным змеем жмётся поближе жало,

шаг вперёд – на волю бы убежала,

только выткан лезвиями порог.

Из авторского стихотворения

1.

– Ты только посмотри, – елейно произнёс Баат, – целых два волчонка!

Лис был похож на мурчащего кота, который только что обожрался сметаны. Чонгара аж передёрнуло – не привык он видеть друга таким, настолько медовым и страшным одновременно.

Они засиделись в корчме – и не зря. К рассвету, когда Чонгар уже дремал в обнимку с полупустой кружкой, а Баат рассказывал звенецкие сплетни хозяину, волчонок вынырнул из детинца и побежал к посаду. Охотничье чутьё забило тревогу и растормошило обоих.

Чонгар предлагал сразиться по-честному, на что Баат хохотнул, мол, кто же выходит с мечом против перевёртыша. Пришлось объединить усилия и поворожить. Они окропили землю кровью, заплатив Хортецу дань за колдовство, затем напустили морок – тонкий, пахучий, неосязаемый даже волчьим носом.