По волчьим следам

Что-то подсказывало ему: стоило бы подружиться со зверем, тем более, что вокруг больше никого не было. Но страх по-прежнему не позволял ему сделать это. Слишком страшно протягивать руку, если знаешь, что её могут отгрызть.

XII. На воде написано

А что будет дальше – вилами на воде писано

Народная поговорка

1.

Ливень застал их на полпути. Маржана сидела у дерева и смотрела, как корчился Томаш. Охотники уверяли: так надо, пусть потерпит, ему же будет лучше, если очнётся уже в родном тереме. Чутьё подсказывало ей, что не доедет волколак до Звенеца – волк сожрёт раньше, пытаясь вырваться на свободу.

Своими догадками она поделилась с Чонгаром, на что тот ответил:

– Не успеет.

Ей бы и самой поскорее оказаться в Звенеце, чтобы всё это закончилось. Собственный зверь тоже нехорошо скрёбся внутри, и с каждой ночью всё нестерпимее. О, зарок-зарок! Не зря она старалась не думать о нём. Отобрать у охотников незаметно не получится, да и деваться ей некуда. Не бросать же Томаша одного.

«А он бы поступил иначе, – невесело усмехнулась Маржана, – по-княжески».

Она не знала законов стаи, поэтому пыталась вслушиваться в звериный шепоток. Наверное, зря – там не было хороших слов. Одна только ругань да злоба. Волк раз за разом повторял, что Маржана – новообращённая, что она должна заботиться о других волках из стаи и что Добжа… Нет, он не выгонит её – всё будет куда хуже. Настолько, что аж представлять больно.

«Хочешь вынашивать волчат, которые рвут твоё нутро, а?» – продолжал нашёптывать волк.

Маржана шикнула. Да чтоб его! Как же хотелось, чтобы замолчал и заснул!

– Ты чего, девица-краса? – в темноте блеснула багровая бусина с чудо-резами.

– Зверь, – тяжело выдохнула она. – Он не даёт мне покоя. Воет так, что тяжело дышать.

– К завтрашней ночи будем у самой столицы, – мягко улыбнулся Баат. – Великий князь будет рад и Томашу, и тебе.

А что, если её мех отдадут великому князю?.. Тревожная мысль забилась в голове. Стало ещё страшнее. Или нет. Томаш ведь знает, как важно перекидываться время от времени. Но что, если и его запрут подальше, чтобы снова не сбежал?

Маржана взглянула на суму Баата. Она чуяла: мех там. Её звериное обличье, её шкура, которая звала. Может, всё-таки решиться и выкрасть? А потом схватить Томаша – и в лес, подальше от людей. Нет, поймают. У Маржаны не хватит сил тащить одурманенного парня, который не сможет даже толком вцепиться в шерсть.

– Мой мех, – она сглотнула колючий ком в горле. – Ты вернёшь его мне, когда мы приедем?

– Конечно, – с уверенностью отозвался Баат. – Покажешься великому князю во всей красе, а?

– Не морочь девке голову, – недобро хмыкнул Чонгар. – Она себе такого намечтает, что потом и до свадьбы слёз не отплачет.

Рыжебородый отвернулся к костру. Второй витязь протянул Маржане варёную репу. Она тяжело вздохнула: первую миску стоило бы вылить на землю, чтобы накормить богов. Но второй не дадут – репы было совсем немного, и охотники поделили её на три части.

– Какой уж там плакать, – Баат зевнул. – Маржана у нас слуга Велеса и Лунносерпой.

– Какая нечисть тебя дёрнула? – рыкнул Чонгар. – Не к добру поминать её.

– С чего бы? – он пожал плечами. – Время её почти закончилось. Ничего уже не сделает, а к следующей зиме позабудет уже.

Витязь неодобрительно покачал головой, но продолжать разговор не стал. В отблесках костра его кожа отливала золотом, и Маржана невольно сравнила его с Хорсом. Солнечный бог наверняка был таким же, в отличие от Лунносерпой.

Так некоторые люди называли Морану из-за того, что её глаза были закрыты лунным серпом – серебристым, бледным, как и сама богиня. Ходили слухи, что у неё и вовсе не было глаз – два бельма. Оттого она порой и косила всех подряд, хороня в метели и под коркой льда.

– Кого из богов ты почитаешь больше? – спросила Маржана у Чонгара, заранее зная ответ.

– Перуна, – он вгрызся в кусок репы.

Да, витязи любили громовержца и дубостроя. Они почитали и других богов, но Перуна, жившего в пушистых облаках, – особенно. Маржане он не нравился. В детстве ей хотелось быть похожей на Мокошь-матушку, что бесконечно сплетала нити судеб, создавая чудный узор на белоснежном полотне. Деревенские дети же называли её то волчонком, то отродьем Мораны. Пришлось смириться – не лезть же в драку, позоря мать и сестёр.

А ливень продолжал бушевать, заливая большак. Как они умудрились развести костёр, Маржана не спрашивала – и так было понятно. Да и Баат прикрывал правую руку куском ткани. Чары-чары. Самой бы поворожить, но тогда сработает защита, которую поставили витязи. С какой стороны ни глянь – везде заслонка.

С голого клёна, что возвышался над ними, капала вода. Отчего-то захотелось спрятаться в телегу и ничего не видеть, но там было слишком грязно. Чонгар и Баат, доев репу, зашептались меж собой на незнакомом, грубом языке, где всё звучало как «ан», «ук» и «ул». Дикость какая-то.