По воле Персеид

Когда же мы наконец триумфально въехали в студию, из глаз ее полились слезы. Я сумела разыскать старые фотографии закусочной «У Виктории и Эдмона», и нам удалось подручными средствами воссоздать синий фургончик, который служил им кухней. В забегаловке неподалеку Лия заказала хот-доги, гамбургеры и картошку фри. И, поскольку Эдмон и Виктория познакомились на углу улицы, я одолжила у своего соседа Фернана небольшой светильник на солнечных батареях, который должен был изображать фонарь; для пущего сходства я приклеила на него названия двух улиц. На пол я положила большой лист картона, перечерченный линиями так, чтобы было похоже на плитки тротуара.

Здесь-то и ждал ее Эдмон. На игрушечном перекрестке, но с букетом настоящих ромашек в руке. Все стояли и плакали. Я подкатила кровать совсем близко к нему, чтобы они с Викторией встретились на тротуаре.

И вот тогда Эдмон громко и четко сказал:

– Моя милая шлюха…

В горле у меня встал ком, в носу защипало. Случайного слушателя эти слова ужаснули бы. Но в устах Эдмона – и для любого, кто знал прошлое этих двоих – то были слова чистейшей нежности… Он произнес их с необыкновенной любовью.

Эдмон взял Викторию за руку и спросил, не желает ли она хот-дог с горчицей – как в тот раз, но она отказалась, объяснив, что больше не ест тяжелую пищу.

Целый час мы провели в студии, вспоминая их прошлое и слушая рассказы завсегдатаев их закусочной. В конце концов Виктория попросила слова. Ей уже не хватало сил говорить так громко, чтобы было слышно всем собравшимся. Себастьен мигом раздобыл микрофон и пододвинул колонку поближе к слушателям.

– Друзья мои, мои дети. Спасибо, что пришли. Эдмон, любовь моя. Мы познакомились с тобой на углу улицы. И вот мы снова здесь повстречались…

Она положила микрофон на грудь и не торопясь перевела дух, обводя взглядом всех присутствующих.

– Вы все верно расслышали. Когда я встретила вашего отца, я была проституткой. И это он меня вытащил из этого болота.

Я украдкой взглянула на ее дочь. Она прикрыла рот ладонью. А сын обхватил Эдмона и плакал, гладя его по спине. Виктория сказала, что уже слишком утомлена и, попросив ее простить, пожелала вернуться в комнату.

Когда я разбирала картонную закусочную, на телефон пришло СМС от Лии.

Я отложила работу, села у широкого окна и стала смотреть на реку. Теперь и история Виктории Виже вплелась в череду загадочных синхронных событий, о которых я думала. Она ждала любимого – и вот, дождавшись, умерла. Минут двадцать я просто сидела и размышляла о том, что мы только что прожили вместе у закусочной Виктории и Эдмона.

– Фабьена!

Я вздрогнула от неожиданности. Передо мной стояла дочь Виктории. Я не знала, какие мне слова произнести – соболезнования, сочувствия, почтения или раскаяния. Желание заполнить неловкую паузу сразу же всем подряд вполне в моем духе. В итоге я молча ей кивнула.

– Я просто хотела сказать тебе спасибо. Я была неправа. Здорово, что ты сделала все это для мамы.

Я не поняла, что она имеет в виду. Возможно, речь была о нашем представлении – но я все еще сомневалась. Она подошла и обняла меня.

– Теперь я знаю, что повешу над камином.

Я отодвинулась и взглянула на нее, нахмурив брови. И хотя глаза ее покраснели и опухли от слез, она рассмеялась.

– Да я шучу. Свою голую мать я у нас, конечно, вешать не буду… И все равно спасибо. Теперь я понимаю, как именно это ей помогло. Я подарю эту картину отцу. Ну надо же, а? Моя мама – бывшая проститутка. Я рада, что она не унесла этот секрет с собой.

Уходя, она не сдержалась и всхлипнула.

Желание верить

– Славно ты все здесь обустроила. Мне нравится, как покрашены стены гостиной.

Этьен обходил бывший этаж Клэр, хваля меня за каждую мелочь, которая привлекала его внимание.

– Да что там, белые и белые. Но все равно спасибо.

Я стояла на пороге, ощущая, что после всех сегодняшних событий едва держусь на ногах. Ничто не мешало сесть на диван, но мне было не заставить себя даже войти в эту комнату.

– Ты и сама белая как стенка. Что, так и будешь весь вечер там стоять?

Я пожала плечами.

– Давай, Фаб… Куда же делась твоя храбрость?

– Знаешь, мне сейчас как-то плевать, храбрая я или нет.

Этьен стоял на том же месте, где накануне лежала тетя.

– А если мне просто не хватило чувства ритма? Может, зря я бросила уроки танцев в школе?

Мои слова явно поставили его в тупик.

– Ты это о чем?

В дверях рядом со мной тут же возник Шарль, весь негодование: он-то как раз понял.

– Фабьена Дюбуа, слушай меня внимательно. С чувством ритма у тебя отлично. Ты сделала такой массаж сердца, что никто бы не справился лучше. Ты делала все, что тебе говорили. Ты ни разу не потеряла спокойствие и даже умудрялась шутить. Я был рядом и видел, что ты выложилась на полную. Ты знаешь, как я тебе сочувствую, но терзаться виной ни за что не дам. Всему же есть предел, черт побери…

Этьен изумленно уставился на меня, и мы все по очереди переглянулись. Потом он сказал, смеясь:

– О как! Ну что, Дюбуа, слыхала?