Но до конца похода, конечно, не хватило запасов, и ещё сорок тысяч рублей было истрачено из казны, роздано в виде жалованья людям, пошло на покупку провианта. Всего в сто пятнадцать тысяч рублей обошлась эта экспедиция казне.
Солнце быстро поднялось над дальними лесами, над вершинами гор и стало довольно сильно пригревать многолюдный отряд, развернувшийся тесными цветистыми рядами перед походною церковью и вокруг неё, на зеленеющих откосах речного берега, когда Бухгольц тоже подошёл сюда от барок, убедясь, что там всё в полном порядке.
Несколько офицеров, преимущественно шведов, здоровяков, крепких ногами и головой, уже были на местах при своих взводах. Только красные их лица, хриплые голоса и мутные глаза говорили о бессонной ночи и жестокой попойке, в которой они принимали участие. Стали подъезжать верхом и на линейках русские господа начальники. Этих нужно было поддерживать, пока они слезали с седла или выходили из долгуши, а затем неверными шагами направлялись к своим ротам и батальонам. Бухгольц поморщился, но решил сдержаться в последнюю минуту.
Наконец, собрались все. Полковой священник, тоже не отстававший от своих сослуживцев-офицеров во время отвальной, устроенной губернатором, был на месте, бодрился, старался твёрдо держаться на ногах и только порою потряхивал головой, на которой длинные волосы мокрыми, длинными прядями липли к затылку и к плечам. Это холодной водой приказал себя окатить раза два отец Кирилл, чтобы освежиться перед службой...
Не хватало только властей и города и поручика Трубникова, которого особенно рекомендовал Гагарин Бухгольцу, как опытного офицера, особенно пригодного для неизбежных впереди сношений с князьками и ханами кочевых враждебных племён, по владениям которых придётся проходить отряду.
— Он уж, Федя мой, побывал в их лапах, — заявил Бухгольцу Гагарин, — знает все их обычаи, сноровки и уловки... Вот пусть сам тебе скажет, как уходил от азиатов!
Трубников описал Бухгольцу свой неудачный поход к озеру Кху-Кху-Нор, захватив слушателя простым, но ярким описанием испытанных приключений и бед, и был назначен адъютантом при отряде.
Подполковник уже начинал терять терпение, когда вдали показался целый поезд, впереди — конвой Гагарина, потом он сам в коляске, митрополит, схимонах Феодор в карете, недавно заменивший Иоанна, под которого успел-таки подвести подкоп Гагарин, находясь в Петербурге и в Москве. Обер-комендант, комендант, советники и дьяки губернской канцелярии, офицеры полка, остающегося в Тобольске, капитаны пригородных рот, попы соборные и городские выборные следовали за первыми двумя в экипажах, на дрожках и верхом. И Нестеров тут же со своими подручными.
Гагарин, тоже освежённый поутру холодной ванной и снадобьями, которые припасал для него в подобных случаях Келецкий, ехал молча, недовольный, хмурый, с жёлтым, помятым лицом, с дремотным взглядом, не подымая всю дорогу глаз на своих двух спутников: Келецкого и Трубникова, занимающих переднее сиденье.
Только когда коляска, вынырнув из лощины, поднялась на перевал и готовилась спуститься к берегу, где пестрели ряды войск у храма-шатра, князь лениво, словно нехотя, процедил Трубникову:
— Так, гляди, Федя... сослужи службу! Я в долгу не останусь! Помни всё, что я тебе толковал нынче... Ежели Бог даст, утрём нос этому навозному франту Бухалту... Придётся уж самим нам за дело браться. Сам понимаешь: тебе всё поручу... И выгоды, и похвала царская, и слава от людей — всё твоё!.. Мне золота только навезёшь поболе, вот мы и сквитаемся... Умненько дело стряпай... Гляди...
— Да уж... Коли дал пароль, так держать буду! — решительно отозвался Трубников, совершенно трезвый на вид, несмотря на то что и он не отставал от товарищей во время ночных возлияний. — Не ради своей одной выгоды, а из преданности вашему превосходительству!.. Как благодетелю моему постоянному и...
— Ну, ладно! Знаю, верю... Приехали... вылазь и мне подсоби. Чтой-то ноги у меня нынче. Стар, видно, становлюся...
Выйдя с помощью Трубникова из экипажа, Гагарин принял рапорт Бухгольца, первый двинулся к походной церкви, где уже митрополит с попами облекались в привезённые с собою ризы. Свита двинулась за Гагариным. Солдаты, драгуны в своих красных и васильковых кафтанах с камзолами того же цвета, в лазоревых и красных штанах, в гренадерских шапках, расцвеченных синими, зелёными и красными сукнами, протянулись живым, стройным частоколом перед шатром, полы которого спереди и с боков были откинуты, позволяя видеть в нём алтарь, совершаемое богослужение и блестящую свиту офицеров и приказных чинов, окружающую губернатора.
Дальше толпились почётные обыватели, принимающие участие в проводах. Казаки в своих тёмных кафтанах и красноверхих папахах развернулись позади регулярных войск, как живая однотонная рамка и фон для колоритных рядов, стоящих впереди. Толпы народу, успевшие сбежаться из окрестных посадов, из города, отовсюду, темнели на фоне зелени отлогих берегов Иртыша.