По воле Петра Великого

   — Челом тебе бью, князь-боярин милостивый!..

Ещё раз поклонился и вышел Задор.

* * *

Исхудалая, измученная сидит на своей постели Агаша, озарённая только светом лампады у киота в углу. Слушает рассказ Задора, который сидит тут же, на краю, не то довольный, не то озлобленный.

   — Вот, слышь, каковы дела у меня... Бросил я нашу веру хрестьянекую... Буданцем стал! Буддой Бога звать у калмыков-то... И дали мне много всякого добра у хана, и в жёны он мне свою, неблизкую родню пожаловал, и слуг, и коней, всякой всячины... А я и ошшо могу брать жён, хоть пять, хоть десять! Да сам не хочу... Одну только ещё возьму... Тебя!.. Пойдёшь ли со мною? Ханшей тамо станешь, княгиней ихней, калмыцкою... Не один там я такой... Есть и Зеленовский, поляк, и немцы, и шведы. На ихних девках поженились, калым большой взяли, ныне господами живут... Пойдём, люба!..

   — Нет, не пойду... Отца не кину, веры не сменю... Грех!..

   — Грех! Вера? Ха!.. И никакой тута смены нет! Ихний Бог, что и наш. На небесах сидит, правду любит... Ни бурханов у них, ни идолов. Только одно обличье Будды. Так они Бога своего зовут... Какая же измена веры?.. Бог у всех один... А зато не подвластной девчонкой проживёшь, а сама приказывать людям станешь... Едем, слышь!

   — Нет... Может, ты и прав... Да я не могу... Вон, второю женою быть зовёшь, а тамо и ещё наберёшь... Куды я тогда, как постарею?.. Знаю обычаи ихние... Пока жёнка молода, потоль и в ласке... Нет... Не хочу!

   — Ишь, какая умная. А не слыхала, што у нас тута хрещеные по много баб держут?.. И дома, и на стороне... И девки наши, не то бабы, тоже двоих-троих мужей знают, да не явно, а потайно, крадучись... Так лучше ж прямо, а?..

Не отвечает девушка, только крупные слёзы градом падают из глаз, окружённых тёмными кольцами.

   — Да што с тобою?.. Али и впрямь больна была без меня... скажи...

   — Была... и теперь недужится... — торопливо отозвалась девушка. — Я... слышь... — совсем тихо заговорила она, покраснев до корней волос, — я... тута порошки твои пила, што ты давал про всяк случай... помнишь? Недели нет, как приймала... Ещё не в себе после них. Много крови ушло.

   — Во-от што!.. Ну, так я и тревожить тебя не стану! — протяжно отозвался Задор. — Ишь, какое дело!.. Неуж князенька так сумел?.. Чудно! Меня, чу, не было... А может, и ты по-будански жить тута стала без меня? — не то шутливо, не то с угрозой вырвалось у Задора.

Задрожала, помертвела девушка так, что стало жалко её и загрубелому батраку.

   — Ну, ну! Не трепыхайся, кралечка моя! Шутки шучу я... А, слышь, порошечки-то каковы! Как рукой сняло... хворь-то твою, которая девкам словно бы и не подобает. Ха-ха-ха!.. Ничего! Один Бог без греха... Я сам в грехах по уши завяз и вылазить не сбираюсь! Што уж мне тебя судить?.. Ну, прости, Христа ра... Не! По-новому сказать надо. Ом-мани пад-ме хум!.. Так буданцы сказывают свою мольбу... Спи, отдыхай... Я ужо приласкаю тебя, как совсем оздоровеешь... Тогда сызнова и потолкуем, хочешь ли в степь со мною?.. Али будешь тут сидеть, ждать... у моря погоды!.. Прости!..

Ушёл Задор. Агаша сошла с постели, кинулась перед иконами на колени и до утра молилась о далёком друге, просила Бога, скорее бы освободил он из неволи раба своего, Феодора...

ГЛАВА IV ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА

Прошло ещё два года.

Много событий, крупных и мелких, пронеслось за этот срок и в Сибири, и на Руси.

Убитый, подавленный неудачей, вернулся Бухгольц, прожил до зимы в Тобольске, бродил повсюду, словно ещё надеясь, ожидая чего-то, пока не вернулся из морского похода Пётр и не вызвал к себе, в Петербург, неудачника.

Всё по чистой правде рассказал он царю, не скрыл, что считает одного Гагарина виновником такой ужасной неудачи, но не имеет тому прямых доказательств в руках. Разве может указать, что ещё при нём губернатор Сибири стал продолжать дело, начатое подполковником, только немного иначе. Послал раньше послов и к каменным казакам, и к калмыцким тайшам, заверяя их в дружбе, объясняя случай с Бухгольцем каким-то недоразумением... В то же время от себя послал с людьми подполковника Ступина, который настроил ряд маленьких острогов, подобрался к тому же Ямыш-озеру и двинулся к Зайсану, откуда прямой путь за золотом.

Слушает, соображает Пётр, сопоставляет доклады Бухгольца с доносами Нестерова, который прямо передаёт слухи, будто от Гагарина пошли злые внушения, поднявшие кочевников против подполковника с его отрядом...

Совсем иное доложил Долгорукий, посланный царём на ревизию Сибири. По его словам, на местах там всё идёт хорошо. Гагарина любят, боятся, а новый губернатор старается укреплять власть царя в полудиком краю, изыскивает средства пополнить казну без особого обременения обывателей, именно так, как любит это Пётр. И если нашёл там ревизор некоторые непорядки и злоупотребления, то они исходят не от Гагарина, напротив, тот борется с ними с первых дней приезда своего в Тобольск.

   — А полк лишний драгунский, в тысячу человек почти, зачем завёл князь?.. С кем воевать собирается? — вдруг задал вопрос царь.