По воле Петра Великого

Солнце уже поднялось над синей полоской дальних лесов, когда была закончена вся работа. Сама тяжело захлопнулась дверь, отпущенная Агашей, которой пришлось держать её край, пока сносились сверху и устанавливались на местах сундучки, тюки и ларцы. Потом все, кроме Юхима, через первое подземелье гуськом вышли на вершину холма, с наслаждением вдохнули в себя прохладный, ароматный лесной воздух.

Медленно сдвинули тяжёлую плиту на прежнее место, затем слышно было, как дед возился, вставляя снизу свои каменные замки в гнёзда плиты... Наконец, и он появился из отверстия дупла, сел на телегу; Гагарин с Агашей снова оказались вместе, позади старика. Они тронулись вперёд; вторая телега с попом, иезуитом и Трубниковым покатила за ними.

   — А скажи, дед, как ты напал на эту могилу? — спросил Гагарин, молчавший до сих пор.

И бессонная ночь утомила его, и в первый раз пришлось ехать в таком неудобном экипаже. Но лесная дорога была мягка, тряски почти не ощущалось, а живительный утренний воздух, пропитанный ароматами трав, цветов и нагретой солнцем хвои, вливал бодрость в грудь. И князь встряхнулся, дрёма рассеялась, захотелось самому говорить и слышать людскую речь.

   — Як я на её напал?.. А рысь меня навела! — полуобернувшись заговорил дед. — Бачили, костяк там лежит. То рысь була... Я вышел её искать, бо вона стала ягнят у нас резать... Вже лет десять будет назад... а то и больше... Гонялся за нею, пока в это дупло не загнал. Ну, думаю, ты не уйдёшь теперь... Обошёл дерево с холма, влез на сучья, сунул дуло в дупло, да как тарарахну картечью!.. Думаю: конец!.. Пождал немного... хотел уже лезть за рысью, а из дупла дым повалил. Это листья загорелися от выстрелу... Ну, думаю, сгорела, голубушка!.. Жду ещё, пока дым пройдёт... Гляжу, а он уж из-под этих камней повалил, потянулся струйками... Эге, думаю себе, из дупла под деревом, под кореньями, ход в эту могилу либо в холм пробит... Туды, значит, и рысь ушла... Может, она между корнями и вырыла себе ходы... Как дым прошёл, я сунул ружьё в дупло, не достал дна. Сломил тогда деревцо подлиннее... Ковыряю по дну — не слышно, чтобы рысь там мёртвая лежала... Я ещё хвои, листьев приволок, в дупло набил их и подпалил... Долго горело. Дым стал из-под камней клубами валить... Слышу, под середним камнем что-то возится... царапает камень... Рысь, значит... А там и затихло... От дыма ошалела... Я и ушёл... Вернулся на другой день, полез в дупло, перед собою рогатину держу с пикой... Вижу — дыра... Я пошёл по ней... Вдруг провал... Еле удержался на краю... Выкресал огонь, свечку зажёг, гляжу — моя рысь лежит клубком, подохла от дыму. А мураши по ней уже ползают... Аж черно! Я огляделся... кости увидал... Это рысь добычу таскала для своих котят, когда те были у неё... А потом... и другое увидел... Вещи всякие... и двери... Понемногу всё и разыскал, что да как...

Умолк старик. Трусят лошади лёгкой рысцой, чтобы на кореньях не сильно встряхивало телегу. Вот и дорога большая, что мимо слободы пролегла.

Вышел из телеги Гагарин, пешком пошёл со своими, как будто на утреннюю прогулку выходили они, подышать чудным воздухом в прохладном, тёмном бору, а не ездили нарушать молчание и покой позабытой могилы...

Часть VI РАСПЛАТА

ГЛАВА I СТРОГИЙ СУДИЯ

Третьего мая выехал из Тобольска Гагарин с Волконским и Келецким, шумно, пышно, как всегда, только поезд прислуги и вещей, посланный вперёд, был не так велик. Самое дорогое и ценное лежало, сокрытое кладом в древнем могильнике у Салдинской слободы, или припрятано было в усадьбе попа Семёна в надёжных похоронках и подвалах, которые обычно засыпались землёю. Только изредка двери их откапывались и раскрывались для принятия нового добра, пришедшего, по большей части, дурными путями; а потом снова засыпались и прикрывались дёрном, раскрытые среди ночи, узкие входы в обширные подземные срубы.

Только часть тюков и сундуков гагаринских осталась наверху, в амбарах и кладовых.

   — Если придут без меня иуды, будут спрашивать тебя, поп: «Что укрыл здесь господин губернатор, отъезжая из Тобольска?», ты им и покажешь этот хлам... Они возьмут и оставят тебя в покое с дочкой!

Так учил попа перед отъездом своим Гагарин, хорошо знающий обычаи сыска и характер Петра.