По воле Петра Великого

Слушает девушка, и кажется ей, что не Задор говорит, а она сама думы свои слышит, которые кружились в уме, едва увидела она Гагарина, его жадный масляный взгляд уловила, которым он словно ощупал её там, на крыльце, при встрече. И первую встречу вспомнила, в соборе городском...

А тут умный, всезнающий Задор прямо выложил, зачем приехал князь, удостоил попа слободского своим посещением под таким прозрачным предлогом.

И просто, доверчиво девушка шепнула другу:

   — Што ж теперь будем делать мы, миленький? Как мне быть?..

Самый вопрос показал, что девушка и не думает о сопротивлении такому поклоннику, понимает, что опасно для неё и для отца, если она обозлит князя, особенно после этой истории с раненым есаулом, который исчез так странно... Много грехов знает за собою поп Семён и, пожалуй, даже рад будет, хотя бы и с левой стороны «породниться» со всемогущим губернатором... А девушка?.. Она и сама не посмеет противиться, а ради отца придётся стерпеть самое худшее... Но ждёт она всё-таки, что скажет ей сердечный друг.

А тот молчит, только в глаза ей смотрит, словно в душе читает у неё. А рука невольно за голенище тянется.

   — Миленький! — только и вырвалось у испуганной, побледневшей девушки и даже за руку схватила она его. Вся дрожит, как в лихорадке, губы пересохли, слова больше сказать не может.

А он вдруг расхохотался громко, хрипло так:

   — Глупая! Чево испужалася?.. Што в башку тебе пришло? Стану я из-за бабы руки марать... Да ошшо такую персону великую задевать! Уж тогда прямо надо говорить: висеть мне на виселице выше Амана... Ха-ха-ха!.. А я ошшо пожить хочу. Плохо жил, авось кончу ладно... Мне ли дело, с кем ты путаться будешь?! Покуль свежа, потуль и мне хороша... Спокойна будь... Иди, угощай князеньку... Да получше... Целуй послаще... слышь! Я велю! Сам приказываю... Закружи его башку толстую, глупую... Штобы он, ровно пёс, за тобой бегал... Слышь? Мне так надо!.. Он пригодится мне для моих затей... для дела великого... Сейчас одна затея такая на ум мне пришла, в душу запала, што ежели!..

Он вдруг оборвал сам себя и строго заговорил:

   — Слышала? Сам тебе велю, делай всё, что он от тебя захочет... Ничево! Я же знаю, што не по своей то воле... Душа чиста была бы... А тело обмоешь — и грязь отошла! Знай это, девонька. И не смущай себя... Весела будь, пой, пляши ему... Говорю, надоть, чтобы он аки пьяный от тебя стал... Тогда ты мне ево предашь... И мне он послужит за то, што ты... Ну, слышала?.. Ступай...

Быстро, потупив голову, почти убежала девушка.

А Задор, до крови зажав зубами пальцы собственной руки, вдруг изо всей силы головой ударился в бревенчатую стену кладовой, и заходила ходуном высокая, сильная грудь от сдавленных, сухих рыданий.

Но быстро овладел он собой, почесал ушибленное место и „вышел из кладовой, у дверей горницы приник, слушает, что там творится...

А там уже все четверо пьяны сидят. Агашу отец послал в украинский наряд принарядиться да гостю показаться. Сам сходил в свою боковушу, вынес целую охабку старинного восточного оружия с рукоятками из серебра и золота, усаженными бирюзой и другими самоцветами. Вынес и шлемы индийского образца, древние, поржавелые, как будто веками пролежали они в земле. Но насечки золотые на них и самоцветы, в железо вставленные, ещё как и встарь горят... И кольчуги лёгкие, для копья, для стрелы, для кинжала неодолимые, вынес отец Семён. Потом запястья янтарные и золотые, подвески витые вроде серёг, кувшинчики литые из серебра и золота, пояс из золотых блях. Всё кажет гостю вельможному. Тот только ахает и дивится...

   — Из могил, поди, всё из языческих набугровано?! Скажи где, поп? Може, там ещё осталось? Дай и мне счастья попытать! Больно я такие вещи жалую... — говорит Гагарин.

   — Ох, милостивец, государь ты мой, князь пресветлый! И рад бы сказать, сам не знаю, откуда это добыто. Есть у меня батрак старый, Юшка... Он у нас в дому, как родной... Он и нашёл клад, и мне отдал, говорит: дочке, Агаше, в приданое... Она и то серёжки носит из тово клада... И перстень невелик один ей же носить я дал. Больно чудной он, ровно жук живой сделан... А это у себя берегу... Тебе лишь и показал, потому что ты да Бог у меня! Вот видит Христос!

Крестится, кланяется гостю хозяин. Рад, что не за сыском приехал тот, а за иным делом...

Улыбается Гагарин.

   — А где же твой батрак? Позови. Может, мне он скажет, где клад нашёл...

   — Нету ево в дому! Поехал на ярманку, коней продавать повёл. Коньки у меня объявились продажные, своего разводу... Вернётся, я тебе ево предоставлю, кормилец, благодетель!..

   — Ну, добро! Не кланяйся! Я же гость у тебя в дому! Так хозяину почёт, равный, как и гостю. Не властью, дружбой наехал, видишь сам. Так оставь поклоны...

   — Слушаю, батюшко! — отвечает поп, а сам снова поясной поклон отдал.

Но Гагарин уж и не видит, оружие разглядывает и другие вещи диковинные. Келецкий тоже в восторге любуется тонкой работой вещей, очевидно привезённых с берегов Инда и зарытых потом в этой холодной стране вместе с телами знатных владельцев клада...