По волнам жизни. Том 1

Но я уже успел ориентироваться в настроении гимназии. Овладев собою, я спокойно повел урок, как будто не замечая выходок, в общем, впрочем, более скромных, чем в предыдущем классе. Ученики недоумевающе переглядываются и перешептываются. Очевидно, чувствуют, что нет повода для скандала. Урок оканчивается благополучно. Когда я выходил, у дверей уже толпились четвероклассники, пришедшие помогать. Их постигло разочарование.

Так занятия и пошли: в четвертом классе с постоянными историями, в пятом вполне благополучно. Один раз в четвертом классе мне вслед бросили каким-то предметом и попали в плечо. Я сделал вид, будто не заметил.

Об этих скандалах было хорошо известно дирекции гимназии, но ничего для их прекращения не принималось. Должно быть, сами побаивались учеников. Наконец, я решительно заявил инспектору:

— Если вы не приведете к порядку четвертый класс, я вовсе прекращу преподавание в вашей гимназии!

Угроза подействовала. Что предпринял инспектор, не знаю; но только после объяснения с ним ученики уже почти не безобразничали.

Я беседовал по поводу этой распущенности с другими преподавателями, но заметил, что они как-то отмалчиваются и избегают этой темы. Я понял, что они все это видят, но боятся на данную тему распространяться. Вообще среди учительского персонала замечалась какая-то разъединенность. Не было и подобия общей семьи. Коленко вел себя большим генералом и даже со мной, случайным и кратковременным своим подчиненным, держался свысока. Учителя же были чрезвычайно преувеличенного понятия о связях и могуществе их директора.

Но и на старуху бывает проруха. Снисходительный, когда ученики дерзили другими учителям, Б. З. Коленко и сам нарвался. В восьмом классе два ученика надерзили ему, директору. Дело пошло теперь иначе. Немедленно, на перемене, собрали педагогический совет и обоих учеников исключили…

На одном из уроков в пятом классе со мною произошел забавный анекдот. Я обыкновенно давал ученикам задачи прямо из задачника, не просматривая их заранее. Так поступил и на этот раз.

Вдруг ученик, решавший у доски, запнулся.

Подхожу, вдумываюсь и с ужасом вижу, что и я не догадываюсь, как эту задачу решить. Вот так история! Как же быть со своим авторитетом? Надо спасать положение.

Поступаю предательски:

— Эта задача, господа, настолько интересна, что лучше вы возьмите ее решить на дом! Принесете через неделю.

А сам думаю: дома решу, в спокойной обстановке. А ученикам не поставлю в вину, что не смогли решить.

Не тут-то было: и дома не удается решить. Прямо скандал! В задаче есть фокус, нужен особый искусственный прием. Но какой — не могу догадаться. Обращаюсь за помощью к своим друзьям — профессорам математики. Не без труда — разрешают.

Прихожу через неделю в класс:

— Решили, господа, задачу?

— Решили!

Не верю ушам…

— Все решили?

— Все!

Смотрю на них:

— Ну, господа, кто из вас честный человек? Объясните мне, в чем дело?

Поднимаются сразу несколько учеников:

— Всеволод Викторович, вы верно не заметили? Ведь решение задачи полностью напечатано в «ответах»! Мы прямо оттуда и переписали…

Ученики оказались остроумнее учителя. Но зато его авторитет вырос: учитель, который не смотрит в «ответы»…

С десятой гимназией я с удовольствием ликвидировал счеты в конце учебного года. Много лет спустя я снова встретился с Коленко. После новых служебных пертурбаций Б. З., при водворении большевизма, пристроился во вновь открытой в Москве горной академии на скромную ассистентскую должность. Он постарел, как-то сжался и уже не выглядел генералом.

Пятая гимназия

Эта гимназия производила гораздо лучшее впечатление. Чувствовалась более серьезная постановка дела. Состав преподавателей был многочисленный и колоритный. Директором был М. М. Янко, человек серьезный и внимательно относящийся к своему делу.

Среди преподавателей чувствовалась, однако, некоторая пестрота. Выявились уже и такие, которые пытались в мутной воде начавшейся революции выплыть наверх. Они не брезговали тем, чтобы мутить среди учеников и возбуждать их против своих же коллег. Их было всего два или три, но они сильно портили атмосферу. Были затем и делавшие карьеру другим, старым способом, пролазя через задние двери к попечителю округа. Все это делало роль директора трудной.

Ученики были, конечно, тоже затронуты революционным брожением, и распущенность в их среде существовала. Она, однако, не проявлялась в таких формах, как в десятой гимназии.

Страшилищем для педагогов служил только седьмой класс:

— Берегитесь! — предупреждали меня. — В этот класс на уроки можно ходить только с прокурором и с полицией.

Мне, однако, посчастливилось взять во всех классах удачный тон, и с учениками установились хорошие, доверчивые отношения, не исключая и «ужасного» седьмого класса.