По волнам жизни. Том 1

Из-за кустов вышел молодой татарин с подносом в руках. По знаку Кэрима остановился перед дамой, профессоршей-армянкой.

— Пожалуйте, — с любезной улыбкой попросил Кэрим, — снимите ваши бриллиантовые серьги… Очень хорошие у вас серьги… Вот сюда, на поднос! И браслеты также, кольца… Все, все… Вас, господа, также прошу выложить все, что имеете ценного. Ну, деньги, конечно! Я знаю, что вы везете казенные деньги. Выкладывайте их! И часы, портсигары — все. Ничего не оставляйте!

Поднос быстро заполнился. Кэрим отобрал и пересчитал деньги.

— Теперь говорите, кто куда едет. Вы в Петербург? Хорошо! А вы в Тифлис… Хороший город! Вы тоже в Тифлис? Нет, в Боржом? Очень хорошо!

Он стал отсчитывать и откладывать деньги пачками.

— Вот, пожалуйста, получите! Это вам как раз хватит, чтобы, вместе с супругой, доехать до Петербурга. А это — вам до Тифлиса…

Подошел старый профессор:

— Я отдал вам свой золотой портсигар… Он мне дорог — не как золото. Его поднесли мне на память ученики: посмотрите, на нем выгравированы их подписи…

— Вполне вас понимаю! — прервал его Кэрим. — Пожалуйста, получите свой портсигар обратно!

А теперь, господа, вы свободны! Можете продолжать путь на Акстафу. Простите, что задержал!

Один экипаж отправился далее; в другом потрясенные пассажиры возвратились, чтобы переночевать в Делижане и выехать на другой день.

По шоссе разъезжали спешно прибывшие команды стражи. Но Кэрим был уже далеко…

Справиться с ним властям так и не удалось. Когда ему от настойчивой погони со всех сторон пришлось туго, он бежал в Персию.

Там, у шаха персидского, он тотчас же был назначен командиром кавалерийского полка.

Канлы

Дагестан — страна суровой природы. Изборождена уходящими в небо горными исполинами. Долины и низменности расположены лишь к северу, да еще полосой тянутся по берегам сине-зеленого, вечно беспокойного, седого Каспия.

Эта природная громадная горная твердыня была последней цитаделью в защите горцами своей самостоятельности. Здесь, в казавшемся недоступным горном орлином гнезде Гуниб — взятом, однако, русскими солдатами штурмом, — сдался на милость победителей вождь и духовный глава горцев рыжебородый имам Шамиль.

И он был помилован. Русские не мстили побежденным героям.

Под защитой малодоступных горных стен культура только медленно просачивалась к дагестанским горцам. Они оставались привязанными к заветам старины, к строю, в котором жили их древние прадеды, к их неписаным, но изустно передаваемым, от поколения к поколению, законам.

Их мало в чем русские и затронули, только разве в необходимейшем. Оставили им также и их старинный «народный» суд. Об этом уже говорилось (стр. 435–436). Суд вершился на основании свода местных обычаев — адата.

Уже говорилось о любопытной особенности адата: всякое уголовное преступление рассматривалось как нанесение одной стороною другой чисто материального ущерба. Убийство, ранение, изнасилование женщины — это лишь причинение убытка. Поэтому, если стороны между собою мирились посредством материального вознаграждения, то уголовные преступления или вовсе народными судьями не карались, или карались очень мягко.

Только русское владычество сделало обязательным наказание и за уголовные преступления.

Среди дагестанских горцев была особенным образом развита родовая месть. Всякая обида вопияла об отмщении. А в случае пролития крови — особенно.

От священного долга мести не мог уклониться ни один честный горец:

— Иначе он трус! Его станут презирать «даже» женщины!

— Дети ему вслед плевать станут…

За убитого в одной семье обязательно должен быть убит кто-либо в другой — член семьи обидчика. За раненого — должен быть в отместку также кто-либо в такой семье ранен.

Кто именно — не играет роли! Лишь бы только была пролита кровь в семье, ставшей отныне вражеской.

Однако, в свою очередь, должны были мстить и родственники новой жертвы.

Так накоплялись преступления за преступлениями, и русская власть естественно не могла смотреть безразлично на непрерывное проливание крови. Примирение врагов, раньше покрывавшее преступление, теперь стало недостаточным. Оно смягчало наказание, но не избавляло от него.

Одним из самых обычных видов наказания, налагавшихся народными судами, было объявление виновного канлы. Иначе это называлось — «сослать в канлы». Это значило, что виновный ограничивается во многих правах, а в иных случаях и вовсе лишается покровительства закона.

Канлы изгонялся из своего аула. С ним запрещалось всякое общение и сношение. Члены семьи потерпевшего еще не так давно имели право безнаказанно убить канлы, если его встретят, и т. п.

Это не было допустимо, и русская власть заменила приговор народных судов о ссылке в канлы — высылкою виновного, смотря по вине — на несколько лет или навсегда, — сначала в Сибирь; когда же выяснилось слишком губительное действие сибирского климата на южан-горцев, их стали высылать в среднюю полосу России.

Однако канлы в Дагестане не выводились.