По волнам жизни. Том 1

У нас время от времени устраивались студенческие вечеринки, обыкновенно со сбором для какой-нибудь политической цели. Происходили они будто бы негласно — в каком-либо наемном доме. Но о какой же негласности можно было думать при системе бдительных дворников. Конечно, о вечеринке нашей полиция узнавала немедленно. Тогда появлялся полицейский чин и беседовал по этому поводу в отдельной комнате с распорядителями. Обе стороны расходились довольные друг другом. Страдала только цифра дохода с вечеринки, уменьшаясь на негласные расходы.

С детских лет у меня осталась, как последствие увлечения цирком, страсть к гимнастике. Еще будучи гимназистом, я достиг в ней некоторого совершенства. В студенческие же годы, вместе с несколькими товарищами, мы занимались шведской гимнастикой[169]. Преподаватель этой гимнастики имел свой гимнастический зал на Дерибасовской улице.

Он меня неоднократно уговаривал:

— Бросьте вы лучше свой университет! Вам и сейчас дадут в любом цирке рублей 25 в месяц. А позайметесь еще месяца два, — вам обеспечен заработок в 50–60 рублей!.. Ну, а что вам даст за такой срок ваш университет?

Быть может, действительно, пропущена карьера…

Личная жизнь

Увлечение студенческой свободой закончилось у меня с первым же годом. Затем я рьяно засел за научную работу. Участвовал и в студенческой общественной жизни, но от знакомых отказался и все время сидел за книгами. Просиживал за работою по двенадцать часов в день и более. Теперь, в старости, я сожалею о загубленном молодом времени. Слишком ограбил я свою молодость.

Вращался я почти исключительно в кругу своих родственников, в семье Березиных, живших на Новой (впоследствии Маразлиевской) улице. Семья состояла из старушки Варвары Петровны и ее детей: Владимира, Сергея, Лидии и Ольги. Лидия Ивановна была замужем за моим дядей по отцу Николаем Исаевичем, капитаном парохода. У него я, собственно, и жил.

Милые, простые, бесконечно добрые, горячо любившие друг друга люди. Теперь, когда я пишу эти строки, все члены этого семейного кружка уже в могиле, и только Лидия Ивановна доживает в полуголоде, вследствие отнятия у нее всего большевиками, свои нерадостные, глубоко старческие годы.

Мы часто шалили, переходя при этом иной раз далеко через край; но все это друг другу прощали.

Особенно изводили мы младшую из семьи Березиных, Ольгу Ивановну, девушку, учительницу гимназии. Это был бесконечно добрый, всепрощающий человек. В том же доме жил еще родственник Березиных, по имени Петр, а по прозвищу Пэт, студент-естественник.

Мы с Пэтом, бывало, заберемся в комнату Ольги Ивановны и все там перевернем к ее приходу. Кровать поставим вверх ногами, на кровать — письменный стол; набросаем сверху кашу из ее одежды, книг и разных вещей, а на верх образовавшейся пирамиды положим туфли и раскрытый зонт.

Несчастная придет утомленная, после пяти уроков. Увидит столпотворение вавилонское… Покачает головой и улыбнется с кроткой укоризной:

— Какие вы — противные!

И без дальнейших жалоб начинает все приводить в порядок.

Владимир Иванович был солидный офицер, грузный, с длиннейшими запорожскими усами. По виду — строгий, на самом деле — добрейший. Он был в Одессе очень популярен, все его любили, а особенно подчиненные писаря: он служил начальником инспекторского отделения в штабе Одесского военного округа. Он мог, следовательно, сильно влиять на назначения и награды. Перед ним все военные заискивали, и этим его изрядно избаловали. Но и в семье, как старший и при том болевший сердцем, он был на привилегированном положении.

Как-то зимой, поздним вечером, воспользовавшись его отсутствием, я, при помощи сестер его, завалил снегом почти до крыши вход в его квартиру. Притаились у окна, ждем. В. И. возвращается — видит снежный завал. Страшно рассердился:

— Безобразие! Уйду в гостиницу… Что за неуместные шутки!

Ну, дело плохо! Шутка не понята.

Едва он ушел, хватаю лопату и усердно разгребаю снег. Пот катится с лица, несмотря на мороз…

— Ну, готово!

— А, готово? Вот вам наказание!

Появляется со смехом В. И. Он и не думал уходить. Спрятался за углом и наблюдал, как я в поте лица стараюсь.

Пэт

Пэт был изрядный ленивец насчет посещения лекций. Идя в университет, я останавливался под его окном и взывал:

Пэт, а Пэт!
Пойдем в университет!

По окончании курса, не чувствуя ни к чему призвания, Пэт поступил в Московское военное училище на сокращенные курсы для получивших высшее образование. Через год он вернулся подпоручиком в стоявшую в Одессе знаменитую «железную» (4-ю) стрелковую бригаду[170].

Ухаживая направо и налево, Пэт стал волочиться за барышней, о прошлом которой не всегда отзывались благоприятно. Пэт имел здесь полный успех, но… попался на крючок. Родные потребовали «после этого» от него женитьбы. И Пэт, неожиданно для себя, стал счастливым женихом.

Это ни в какой мере его не устраивало. Он совсем скис, ходил, как мокрая курица. Чем ближе к свадьбе, тем жених выглядел хуже… Мы опасались даже самоубийства.