По волнам жизни. Том 1

Надо затворять на ночь дверь. Что за чудо! Ни замка, ни даже простого крючка! Это нас смутило. Страна незнакомая. А вдруг ночью ограбят… Вот так гостиница!

Решили на ночь забаррикадироваться. По счастью дверь открывается внутрь. Заставили ее столом, на него — стул, на край стула — пустые бутылки. Все — в едва устойчивом равновесии. Пусть кто тронет дверь — все с грохотом рухнет! Возле себя — Браунинг…

Ночь, конечно, прошла вполне благополучно. Честность туземного населения была в Туркестане в ту пору так велика, что крючки в окнах или замки в дверях не применялись.

Увы, впоследствии и на наших же глазах, — все это стало изменяться…

Самарканд — город изумительных архитектурных памятников! Старинные мечети — еще эпохи Тамерлана и Улуг-бега. Тамерлан собирал мастеров в Самарканде со всей Азии: Индии, Китая, Персии, Аравии… И эти мастера и архитектора понастроили в Самарканде изумительные мечети и мадрасса[254]. Они простояли без обычного ремонта ряд столетий. И это в стране, где постоянно происходят землетрясения!

Самарканд полон памятниками старины. Пережитки былого величия, когда на Самарканд были обращены взоры всей Азии.

Сердце Самарканда — его несравненная площадь Регистан. Сама площадь — торговый центр, базар. Полно людьми: дикханы (землевладельцы) попривозят на лошадях и ишаках свои продукты; усты (мастера) выхваляют перед покупателями свои изделья; под навесами от солнца и на арбах — груды всевозможных товаров, нужных для потребления невзыскательных сартов. Пестрая и шумная площадь!

Квадрат же площади с трех сторон окаймлен величественными мечетями, с высочайшими, устремленными в небо минаретами. Шир-Дар, Улуг-Бег[255]… Что за красота! Что за величие! Фасады и мечетей и их минаретов разукрашены изразцами — белыми и голубыми. Много веков напрасно старалось солнце победить нежные цвета изразцов, но спасовало. Так же ярки их краски, как и во времена создания мечетей.

На земле нету места грозней твоего Регистана!
На земле нету места его голубей и нежней!
Возле синих преддверий читают стихи из Корана,
Винограды лежат под копытами мирных коней.
Как священные арки сияют и тихо, и яро,
Частым золотом звезд и извивами мудрыми слов!
Полустертые львы золотятся над входом Шир-Дара,
Улук-Бек завернулась в павлиний узор изразцов…[256]

Мечеть служит одновременно и мадрассой — высшей школой, духовной академией. Здесь профессора — мудариссы обучают религиозной мудрости студентов — мулла-бачей. Во внутреннем дворе, точно в пчелиных сотах, виднеются в несколько ярусов кельи, в которых проживают будущие муллы. Двери в кельях открыты, и мы видим молодежь, сидящую, склонивши головы в чалмах, над книгами и таблицами.

Проводник ведет наверх по узкому винтовому ходу. Массивные каменные ступени углублены — их стерли подошвы благочестивых людей за вереницу столетий… С отдельных террас открывается вид на Самарканд — море глинобитных строений, между ними свежая зелень только что распустившихся деревьев. Кое-где над ровным морем глины высятся минареты… И выделяется на фоне голубого неба своими зубьями уже разваливающаяся мечеть Биби-Ханым[257].

Там над городом Биби-Ханым наклонила руины.
О, царица мечетей, ты скоро поникнешь в пыли!
На громадах твоих вижу трещин широких морщины —
Начертанье неспешное круговращений земли;
Но толпа весела у твоих изнуренных подножий,
Возле каменных тлений растут, розовея, цветы.
И халаты шуршат, и кувшин покупает прохожий,
И верблюды идут, и скрипят на ослах хомуты…[258]

Жена почувствовала усталость. Оставляем ее на одной из террас и с проводником поднимаемся выше.

Не совсем осторожно! Одинокая молодая и нарядно одетая женщина привлекает к себе слишком большое внимание мусульманской молодежи. Из келий появляются фигуры молодых чалмоносцев в халатах. Собираются в группы, перешептываются… Наше возвращение заставляет их вновь вернуться к своим зикрам (духовным упражнениям).

— Силяу, тюря!

Проводник получает свое «силяу» — на чай. Теперь — к знаменитой гробнице Тамерлана[259].