По волнам жизни. Том 1

В ту пору в Туркестане начали опыты взращивания в песках и некоторых других растений, помимо саксаула. Опыты были обнадеживающие; чем кончилось, мне неизвестно.

К утру мы выехали из песчаного моря. Поезд несется по бедной растительностью степи. Она выгорает летом, но сейчас, в конце марта, ярко зелена. К югу тянется цепь безлесных каменистых гор — граница Персии. Красные горные породы, точно перед глазами ландшафт Марса, видимый в могучий телескоп.

Зато — что за веселые оазисы на больших железнодорожных станциях, где есть вода! Солнце весело заливает светом рощицы, в которых тонут станционные здания.

Точно в другой мир попадаешь. И особенно наслаждаешься свежей родниковой водой.

И снова безлюдная степь. Лишь кое-где, среди убогой зелени, белеют, точно отрезанные полушария, юрты туркмен-кочевников, с пасущимся на траве их скотом. Да порою еще по унылой степи проедет на лихом туркменском коне статный всадник в громадной барашковой шапке.

Эти места — арена недавних в ту пору еще боев. По безлюдной и безводной степи здесь шли войска Скобелева — покорить беспокойных туркмен.

Подъезжаем к Геок-Тепе[245], столь памятному своими боями. Взятие русскими войсками этой крепости прикончило самостоятельность туркменских народов: Ахал-Теке и Мерва[246].

Громадная площадь на равнине обнесена полуразвалившимся уже валом. Но кое-где, для памяти, вал этот реставрирован.

Так это и есть грозная туркменская крепость?

Здесь, за высокими глиняными стенами, скопилось несколько десятков тысяч населения — мужчин, женщин и детей, — искавших в крепости последнего прибежища, страдавшего, голодавшего и беспомощно гибшего при обстреле. Защищали крепость мужчины, почти сплошь вооруженные только холодным оружием: ружей у туркмен было сравнительно мало, из артиллерии же — старинная столетняя английская пушка, да еще пара каких-то подобий орудий. Защитники крепости проявляли действительные чудеса храбрости, беззаветного фанатического героизма, когда отстаивали свое последнее убежище… Врывались почти голыми по ночам, с кинжалами в руках, в солдатские окопы, гибли массами, но вырезывали при этом в траншеях русские зазевавшиеся роты. Невольно преклоняешься перед совершенно исключительным героизмом и любовью к своей выжженной солнцем родине этих людей.

Нет причины уменьшать и доблести русских солдат, осаждавших Геок-Тепе. Их геройство возбуждалось преимущественно их малочисленностью, вызванной в свою очередь скудостью денежного ассигнования на экспедицию. В Петербурге вопрос об экспедиции был поставлен экономически: минимум ассигнований, а следовательно и минимум отправленных войск. Рекордный минимум предложил М. Д. Скобелев, и он разрешил стоявшую перед ним задачу. Но сколько из‐за этой самой экономии было принесено в ненужную жертву с обеих сторон жизней! Сам же Скобелев утверждал:

— Азиатов надо бить по воображению!

Все же, хотя и значительно уступавшие числом, русские войска были несравненно лучше вооружены технически, а руководил ими полководец, стяжавший себе ореол непобедимости.

Позже около станции Геок-Тепе устроили музей в память этой Ахалтекинской экспедиции. Поезд стоял на станции двадцать минут, и пассажиры устремлялись через рельсы бегом к музею, бегло его осматривали, а затем вскачь неслись обратно к поезду.

Столица Закаспийской области — Асхабад[247], в простом народе перекрещенный в Аскабак. Привокзальное предместье — домики с плоскими крышами и дворы, почти лишенные растительности. Унылое впечатление! Самого города, впрочем, от вокзала не видно.

На вокзальной платформе медленно, с достоинством, расхаживают туркмены. Что за рослый, красивый народ! Громадные папахи, темные халаты, шашка на перевязи. Туркмены кажутся настоящими орлами. Рядом с ними наши солдаты, в белых рубахах и красных, по туркестанской форме, брюках, — выглядят точно цыплята.

Потом поезд снова утонул в море песков, еще более ужасном, чем поглотившее поезд возле Узун-Ада. Несладкое место для жилья — те небольшие станции, что разбросаны в этой части железной дороги! По доброй воле здесь не всякий согласится жить. И, действительно, персонал таких станций состоял, кажется, только из одних солдат железнодорожного батальона. Здесь нет даже воды: она развозится по линии особыми поездами с водяными баками на платформах.

Вот где пришлось высоко оценить поездной вагон-ресторан! Правда, этот вагон нисколько не напоминал роскошные салоны-рестораны европейских скорых поездов. Небольшой вагон, часть его отделена под кухню, в остальной — на всю длину стол, покрытый клеенкой… Мест за столом недостаточно, приходится ждать очереди; кто уж попадет, не хочет уходить!

Пески, наводящие уныние на душу, постепенно сходят на нет. В воздухе ощущается след влаги. Степь кое-где зелена, а дальше — покрывается травой.

Подъезжаем к Аму-Дарье.

Потянулись сады и огороды Чарджуя[248]. Минуя городок, въезжаем на железнодорожный мост.