По волнам жизни. Том 1

Неудивительно, что Николай II, так умевший мимоходом очаровывать, трафаретной благодарностью нарушил данным им счастьем покой скромного провинциального чиновника. Но удивительно, как эта невинная радость Глаголева была испорчена завистью сослуживцев! «Благодарю», сказанное одному из них царем, им казалось каким-то необыкновенным отличием. Трудно было им это переварить… Начались ссоры с Глаголевым, интриги, мелкие подкопы… На Глаголева жалко было смотреть: осунулся, изнервничался, и, когда говорил на эту тему, на глазах его я замечал слезы.

Пасха

Через несколько дней, после нашего приезда, наступила Пасха.

Великолепная теплая апрельская ночь. Одна из таких, что не забываются. Звезды нависли яркими светочами на темном бархате неба, а на земле — иллюминация.

Приземистый, но поместительный военный собор[285] полон избранной публикой. Все нотабли Ташкента! Церковь не вмещает всех, и нарядные группы — дамы в светлых летних туалетах — расположились на террасах собора.

Из церкви несется «Христос Воскресе». А кругом, в сквере, все залито непрерывным бенгальским светом. И в этом свете деревья вокруг собора принимают чарующие формы.

После заутрени все военные, а также старшие чины гражданских ведомств потянулись через площадь к «белому дому» — резиденции генерал-губернатора и вместе с тем, командующего войсками округа. Им был тогда барон А. Б. Вревский.

Спеша занять места — а их хватило на всех, — мундирная публика расселась за длинными столами, обильно заставленными пасхальными яствами и питьями.

Сутулясь, Вревский молча обходил столы с объедающимися. Видно было, что ему здесь крайне скучно, что он тяготится этими обязательными для него гостями, которые так наедались за казенный счет, как будто они вообще голодают.

Начало работ

Вскоре я приступил к астрономическим работам. В это дело я внес всю энергию, которая возможна только в ранней молодости.

Условия работы были для меня крайне неблагоприятны. Жили мы в самом городе, и наша квартира была верстах в трех от обсерватории. Туда же ездить приходилось часто по два, а иногда и по три раза в день. Ночами я работал нередко до рассвета, а днем приезжал для проявления астрономических фотографий, для лабораторных работ и занятий в библиотеке.

Эти поездки были далеко не легки, особенно осенью и зимою. Некоторые улицы, а более всего дорога в переулке, ведущем на обсерваторию, обращались в глинистое, трудно проезжаемое, болото. Пока было возможно, я ездил на своей пролетке; при этом экипаж до самих осей погружался в грязь, а колеса обращались в грязевые диски. Один раз я опрокинулся, вместе с экипажем, в это болото; однажды кучер на передних колесах уехал по грязи вперед, а я на задних колесах и сидении застрял в грязи.

Иногда дорога становилась для моего экипажа вовсе непроезжей, и тогда мне приходилось преодолевать ее верхом. Это было совсем неудобно при тех весьма тонких движениях, которые надо производить пальцами при работе точными инструментами. Рука от поводов лошади уставала, и уже не было в ней‚ после трудной верховой езды, столь необходимой твердости. Не вспоминаю уже о грязи, доходившей выше колен лошади. Такой трехверстный путь занимал иногда в каждый конец более часу времени.

В жаркое время года приходилось на дороге совсем размякать от зноя и, кроме того, тонуть в облаках пыли. Вследствие езды в пыли с воспаленными, после работы, глазами, я получил болезнь, вызвавшую операцию глаза, для отскабливания наползавшей на зрачок пленки[286].

И даже мои кучера становились понемногу астрономами: с вечера начинали следить за облачностью. Если небо не разъяснится, я не поеду, и можно завалиться спать.

В те ночи, когда я почему-либо не ездил на обсерваторию, проводил дома всю ночь за наблюдениями переменных по яркости звезд, наблюдая их невооруженным глазом.

Вскоре, после начала работ, я получил от своего друга С. К. Костинского из Пулковской обсерватории письмо: «Военно-топографическое управление Главного штаба спрашивает у Пулковской обсерватории совета, чтобы такое вам предписать для обязательных наблюдений. Напишите, чем вы сами занимаетесь. Мы это самое им и укажем».

Но, не дождавшись замедлившего, благодаря переписке со мною, ответа от Пулкова, Военно-топографическое управление отправило мне предписание. Незадолго перед этим Байли, в Южной Америке, обнаружил переменные звезды в некоторых звездных скоплениях. Мне и предписали наблюдать эти скопления. К сожалению, военное начальство не сообразило, что часть этих скоплений видна лишь в южном полушарии Земли, и мне, для исполнения предписания начальства, пришлось бы переселяться в Африку или Южную Америку.

Мое отношение к делу вызвало к себе внимание в ташкентском обществе и при том разного характера.