По волнам жизни. Том 1

Администрация иногда злоупотребляла легкостью управления этим населением. Например, возник обычай перед проездом важных лиц летом по пыльной дороге сгонять на два-три дня население окрестных кишлаков для поливки дороги. Это мотивировалось желанием поднять престиж власти. Доходило до того, что население вынуждено бывало поливать дорогу и перед проездом семейства генерал-губернатора или властей поскромнее и даже, что может быть наиболее возмутительно, перед проездом путешественников иностранцев. Не стеснялись отрывать людей в самое горячее рабочее время. Воспитанные поколениями в повиновении власти, сарты и киргизы внешне не проявляли недовольства. Этот порядок был выведен в самом конце века по приказанию генерал-губернатора Н. А. Иванова.

Мы застали население Туркестана на переломе от прежней честности и покорности власти и своим старейшинам к новым нравам, которые сюда принесли русские солдаты и кавказцы.

Поучительна история Джурабека.

Джурабек

Гроза над Самаркандом разразилась внезапно.

Русские войска, занявши старинный город, оставили в нем лишь небольшой гарнизон. Опасаться было некого. Население — мирное, рабочее. Малобоеспособное войско сартов уже разгромлено. Отряды двинулись на запад, к Катта-Кургану[277] и Бухаре.

Внезапно Самарканд оказался обложенным большими неприятельскими силами. Это секретно подобрался налетом из Бухары, с двадцатитысячным отрядом, шахрисябский бек, Джурабек.

Началась героическая борьба. Положение нескольких сот человек, составлявших самаркандский гарнизон, было критическое. Три дня длились бои с резней, и ряды защитников совсем поредели. Предстояла сдача изнуренного неравным боем гарнизона. А потеря только что завоеванного Самарканда произвела бы на страшно впечатлительном Востоке весьма невыгодный для русского престижа эффект.

Но как-то удалось уведомить о грянувшей грозе русский отряд в Катта-Кургане. Спешно возвратившиеся подкрепления отогнали орды Джурабека.

Слава о лихом джурабековском налете, тем не менее, широко разнеслась по создающим общественное мнение базарам Азии. Он мог бы пожинать лавры… Но, увы, судьбы людские изменчивы! Бек Шахрисябза Джурабек и правитель более скромной бухарской области Бабабек[278] навлекли на себя чреватый грозными последствиями гнев эмира бухарского[279]. Спасая жизнь свою, надо было бежать. Оба бека, в сопровождении своих близких, бежали в Фергану, под покровительство кокандского хана[280].

Владыка Коканда, считаясь с непобедимостью в Азии русских, проявил в отношении беглецов покровительство особого рода. Приказал бросить бежавших беков в азиатскую тюрьму, яму-клоповник. А сам послал гонца к туркестанскому генерал-губернатору К. П. Кауфману:

— Ваши враги, Джурабек и Бабабек, сидят у меня в яме. Если угодно «полуцарю», я посажу их на кол, а головы их пришлю в Ташкент!

Кауфман ответил:

— Он сам желает произвести эту операцию. Пусть хан пришлет к нему невредимыми обоих арестованных!

Кокандский хан не посмел ослушаться.

Джурабек и Бабабек, ожидавшие за самаркандскую резню лютой казни, были доставлены к генерал-губернатору. Кауфман их обласкал и предоставил полную личную свободу. Более того, потребовал от бухарского эмира возвращения обоим бекам конфискованного имущества.

Эмир поартачился:

— У Джурабека еще кое-что было, а у Бабабека был лишь кобылий хвост…

Однако вынужден был обеспечить обоих беглецов.

А беглецы стали самыми горячими приверженцами России. Оба они, особенно весьма умный Джурабек, оказывали не один раз русской власти весьма важные политические услуги.

Вскоре оба они получили офицерские чины. Мы застали Джурабека полковником, а на коронацию Николая II он стал и генералом[281].

Значение этой меры Кауфмана, при впечатлительности азиатов, было огромное. И оно выгоднее отразилось на отношении к нам фанатиков — покоренных, чем, быть может, выигранное сражение.

Замена бухарского халата генеральским мундиром не сделала Джурабека смешным. Его мощная фигура, с лицом, на котором выделялся слегка приплюснутый нос, была довольно картинной.

В Ташкенте у Джурабека были два имения. Одно — великолепный дом в восемь комнат, на границе между русским и туземным городами. При этом — дивный сад, десятины в полторы, и большой цветник. По азиатскому обычаю при доме было много всяких служб, конюшен и пр.

Этот дом я нанимал у Джурабека, и мы прожили в нем два года.

Общение с Джурабеком доставляло известное удовольствие. По-своему это был очень образованный человек. Он часто возился с арабскими книгами и делился впечатлениями о прочитанном. По русской письменности Джурабек был слаб, но в русском обществе, благодаря природному уму и такту, ложных шагов не делал.

Уважением среди сартов он пользовался громадным. Оно переносилось и на его имение. Например, вход в наш дом вовсе не запирался, даже простого крючка не было. Войти мог всякий, особенно ночью… Но не сознававшие за собою на то права — не входили. Ведь это же дом Джурабека!