По волнам жизни. Том 1

Не один раз оставляли мы на ночь на громадной открытой террасе, выходившей в сад, ковры, посуду, иногда даже не убирали и серебра. Ни разу ничто не пропало, несмотря на открытый доступ в сад.

Впрочем — одно исключение. В саду было много пармских фиалок. И мальчишки-сартята, ранним утром, когда мы спали, перелазили через дувал, воровали, сколько могли, фиалок, а затем продавали их в городе. Иной раз проказники на улицах предлагали и нам:

— Фиалки из сада Джурабека!

Сам Джурабек переселился в другое свое имение — на дачу, в восьми верстах от Ташкента, на речке Карасу. Здесь у него также был дом, хотя и более скромный, со множеством служб и с еще большим садом, чем в городе. При нем всегда жило с десяток родственников-челядинцев.

Казалось, уважение к Джурабеку — беспредельно. Но уже после нашего выезда из Ташкента, около эпохи первой революции, осенней ночью пробралась в его дом на Карасу шайка грабителей. Зарезали старика, порезали кое-кого из челяди и ограбили что могли. Это были, по-видимому, кавказцы, но не без участия и сартов, посягнувших на столь уважаемого в народе бека.

3. В Ташкентской обсерватории

Первые шаги

Назначение в военное ведомство — Ташкентская обсерватория состояла при военно-топографическом отделе штаба Туркестанского военного округа — меня немало смущало[282]. От ранней молодости я был настроен против военщины. Судьба же заставила меня прослужить чиновником военного ведомства целых семнадцать лет!

На другой день по приезде в Ташкент облекся я в отвратительный парадный мундир военного чиновника, с высоким стоячим воротником, с петлицами, шпагой и пр. и поехал представляться ближайшему начальству. Им, по должности заведующего Ташкентской обсерваторией, был тогда полковник Генерального штаба, геодезист Дмитрий Данилович Гедеонов.

Толстый-претолстый, черноглазый, с громадной головой, уже с проседью. Говорил быстро, задыхаясь от ожирения.

Гедеонов тотчас же повел меня осматривать новый фотографический рефрактор (астрограф), для работ с которым я, собственно, и был назначен. Этот инструмент, прекрасно построенный — механическая часть принадлежит знаменитой фирме Репсольда в Гамбурге, а объективы отшлифованы бр[атьями] Анри в Париже, — за десять лет работы в Ташкенте я полюбил, точно живое существо. Но теперь, благодаря своей молодости, я тотчас же сделал существенный промах, который впоследствии имел для меня серьезные последствия.

Не понял я сразу, что постройка башни для астрографа и установка, не дожидаясь моего приезда, этого инструмента — составляли для Гедеонова и занимавшую его игрушку и, вместе с тем, повод к служебной для себя рекламы. Не угадал я и совершенно исключительного самолюбия Гедеонова. Он ждал, что я приду в восхищение от всей его подготовительной работы, хотя бы и в области, с которой он — геодезист — был недостаточно знаком. Я же проявил молодую добросовестную прямолинейность: похвалил то, что было действительно хорошим, но покритиковал показавшееся мне малоудачным.

На лицо Гедеонова легла тень; он стал сразу менее приветлив. А впоследствии бросил мне упрек.

— Я всю душу вложил в устройство башни астрографа, а вы и этим не остались довольны!

Слишком поздно понял я свою ошибку.

Следующим, по восходящему порядку, моим начальством был генерал Станислав Иванович Жилинский, начальник военно-топографического отдела. Мы к нему на другой день, вместе с Гедеоновым, и направились.

Еще накануне Гедеонов бросил мне несколько весьма недружелюбных замечаний по адресу Жилинского. Он наперед хотел меня настроить враждебно против последнего. Мне стало ясно, что между ними — нелады и что Гедеонов готовит во мне для себя союзника.

Из-за стола поднялась тучная генеральская фигура, с заплывшим лицом и суженными глазами, почти совсем лысый. Пискливо-визжащий возглас:

— О-очень раад! Ждем все ваас…

Гедеонов, представив меня, поспешил демонстративно уйти, а Жилинский стал приветливо беседовать.

Жилинский был «старый туркестанец»; тогда это в Ташкенте считалось большим плюсом при оценке человека. Начал он службу здесь молодым капитаном Генерального штаба, геодезистом, — да так и застрял на всю жизнь под туркестанским солнцем. Ему во многом обязана была своим возникновением и Ташкентская обсерватория, хотя с обоими первыми заведующими ею, сначала с И. И. Померанцевым, а затем с Д. Д. Гедеоновым, — Жилинский сильно не ладил.

Служа так долго на окраине, Жилинский понемногу отставал от былой своей интеллигентности. Окончил он и университет, и академию Генерального штаба[283] — по геодезическому отделению. Но почти все свои знания порастерял. Знал, в сущности, только то, чем непосредственно руководил, — работы военно-топографического отдела.