По волнам жизни. Том 2

Мне пришлось много и энергично хлопотать, чтобы спасти дело. Действовал я непосредственно в Главнауке у И. И. Гливенко, пустил в ход В. А. Костицына и особенно любимца тогда советской власти П. П. Лазарева. Общими усилиями нам удалось добиться штата в 20 человек вместе с филиалом.

Пришлось сделать большие сокращения, причем я держался принципа: не должен пострадать научный состав. Его мы оставили неприкосновенным, но сильно сократили канцелярский состав, по правде, у нас разросшийся. Уволили всех, кто сам имел еще вторую должность или в семье которого был уже оплачиваемый где-либо член. Из состава комитета отчислили проф. Михельсона и Тимирязева, закрыли представительство в Одессе, уволили старичка контролера и еще ряд лиц. Позже удалось отстоять самостоятельный штат для Ташкента, так что к концу 1922 года числилось: по Москве — 12 научных сотрудников и 9 административных, а по Ташкенту — 8 научных и 12 административных сотрудников.

Затем нас вообще стали теснить в денежном отношении, настолько, что возник вопрос о подыскании средств собственными усилиями. Мы предполагали организовать в широком масштабе публичные лекции по астрономии и даже заняться демонстрированием неба на московских бульварах. Это не встретило должного энтузиазма в большинстве сотрудников, которые хотели бы извлекать только выгоды от того, что сделают руки других. Курьезно вспомнить, что за демонстрирование неба на бульварах мы предполагали взыскивать с каждого смотрящего по пять миллионов рублей, что приблизительно соответствовало стоимости трамвайного билета…

В августе 1922 года я был арестован, посажен в тюрьму ГПУ на Лубянке, а затем обязан был выехать в ссылку за границу.

Факт моего ареста вызвал в среде служащих обсерватории такой разговор:

— Жаль, конечно, Всеволода Викторовича! Но и за нас теперь страшно. Как бы и мы из‐за него не пострадали…

Тотчас по выходе из тюрьмы я созвал экстренное заседание Астрофизического совещания, на котором формально сложил свои обязанности. По предварительному сговору моим заместителем был избран В. Г. Фесенков.

Иного и лучшего выбора быть, конечно, не могло, и если б В. Г. тогда же отказался, то все дело сразу погибло бы. Это сознавал и он сам, когда мы с ним сговаривались об его кандидатуре.

Тем самым отпадала и намеченная его поездка в Ташкент. Вместо него поехал избранный нами директором Ташкентской обсерватории проф. М. Ф. Субботин из Донского политехнического института. Одновременно Субботин был выбран профессором астрономии Туркестанского университета, так что всякая обоснованная коллизия у нас отпадала.

Фесенкову понадобилось поехать для устройства своих личных дел в Харьков и Новочеркасск. Формально его заместителем явился С. В. Орлов, фактически я продолжал руководить учреждением до возвращения Фесенкова, по соглашению с Орловым. Здесь выяснилось различие ко мне отношения среди служащих учреждения, хотя все в нем, с ног до головы, было обязано мне. Научные коллеги продолжали относиться ко мне корректно, но часть технических служащих, и прежде всего старшие: М. Н. Канищев и А. А. Петров, — дали мне понять, что, собственно, они не считают более нужным считаться со мной.

Впрочем, такое же отношение я видел и в среде других технических служащих. Так, когда я, по освобождении из тюрьмы, зашел в Научный отдел, с которым я все еще не прерывал связи и где меня считали своим, — я увидел, что меня боятся, как прокаженного, и что на лицах тех, с кем я говорю, написано нечеловеческое мучение. Я поспешил оттуда уйти.

Тем более я был удивлен, когда в один из ближайших вечеров, с соблюдением всех предосторожностей конспирации, ко мне пришла одна из барышень, служащих в Научном отделе. Звали ее Марией Николаевной, фамилии не помню. У нее завязались, еще при организации Кавказской экспедиции, дружеские отношения с В. Г. Фесенковым, и этим, собственно, объяснялся ее приход ко мне, так как В. Г. отсутствовал.

— Я пришла вас предупредить… Только, ради Бога, как-нибудь не выдайте меня…

— Будьте спокойны! Никак не выдам.

— Сегодня у нас, в Научном отделе, пишется доклад о полном закрытии Астрофизической обсерватории.

— Вот как… Что же выставляется причиной?

— Вы… Ваш арест и предстоящая высылка! Доклад будет через день подан заместителю народного комиссара такому-то, так как Луначарского сейчас нет.

— Большое вам спасибо за предупреждение. И не бойтесь, вас я не выдам.

Положение было серьезное, и надо было действовать немедленно.